Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

Как ловко она движется. Как целенаправленны ее действия. Гехирн еле удерживалась, чтобы не запустить руку под мантии и не облегчить нарастающее напряжение.

Когда она увидела все – то, как страхолюдина унесла рясы и вернулась к своим товарищам и как они торопливо бежали из города, направляясь как раз туда, откуда прибыла Гехирн, – она откинулась и попыталась сосредоточиться, собрать вместе разрозненные мысли. Но из-за присутствия зеркальщицы, которая все еще лежала на спине в распахнутой одежде на усыпанном зеркалами кресле, – и из-за отпечатавшейся в памяти брутальной и ловкой молодой женщины, – мысли Гехирн перемежались то похотью, то ненавистью.

Ферлоренер смотрела на нее из-под полуопущенных век, на которых лежала зеркальная пыль. В уголках ее глаз блестела свежая кровь и, как показалось Гехирн, слезы.

Гехирн скользнула по обнаженному телу восхищенным взглядом. Действовать тонко и обольщать у нее не получилось бы, да она и не пыталась.

– У меня есть еще золото.

Ферлоренер медленно раздвинула ноги, и наконец взгляду Гехирн предстали половые губы, также покрытые осколками зеркал. Она моргнула, смахнув с век жгучие капли пота, облизала губы и осторожно сглотнула.

– Кажется… они острые.

Тут уже Ферлоренер просияла хищной улыбкой.

– К моменту, когда ты кончишь, ты будешь вся в кровоточащих порезах. Вся израненная. С ободранной кожей.

Гехирн бросила к ее ногам еще один мешочек золотых.

– Раны у меня заживают быстро.

Свернувшись калачиком, ощущая мучительную боль в промежности, Гехирн не помнила, как вернулась в самое нутро храма Геборене. Она занималась сексом только тогда, когда наверняка знала, что вызывает у партнера отвращение и что ей будет больно. Она боялась близости и желала ее. Ненависть к себе была одновременно и сильной, и слабой ее стороной, ее тюрьмой и ее защитой. Никто не мог ненавидеть ее больше, чем она сама, и поэтому никто не мог по-настоящему ранить ее.

Когда боль от резаных ран в промежности утихла и там уже только глухо ныло и пульсировало, Гехирн поднялась на ноги и пошла по пустому храму. Тела все еще лежали там же, где упали, а по лужам крови ползали мухи. Она тихо мурлыкала мелодию, шагала и думала – от той боли и отвращения, которые она испытала во время секса, у нее чудесным образом прояснилось в мозгу.

Худая женщина, все так же привлекательная своей брутальной прелестью, шла из одного зала в другой, ища что-то и перерезая глотки. Но в конце концов она взяла из храма, если не считать нескольких дешевых безделушек, шейных платков и разной ерунды, только стопку грязной одежды из прачечной.

«Клептик, вне всякого сомнения».

После этого она встретилась с щеголеватым красавцем и крупным типом, покрытым шрамами, у которого был боевой топор, и все трое двинулись к северу.

Гехирн, одиноко стоя в темноте, расхохоталась от забавной мысли. Возможно, в какой-то момент она даже проехала мимо них – ночью или днем, когда ослепла от жгучих лучей солнца.

Они что, собираются в Зельбстхас? А куда еще можно отправиться с украденными рясами Геборене? Ответ был очевиден, и Гехирн он сильно встревожил. Им явно известно о великом проекте Кёнига и о боге-ребенке, который скоро Вознесется. Если это правда, то они, скорее всего, посланы Ванфор Штеллунг и намерены уничтожить все то, что планировали сделать Кёниг и Геборене.

Гехирн зашипела от ярости, настроение у нее становилось все паршивей. Чтобы поймать этих троих, пока они не добрались до цели, ей потребуется снова выйти под лучи солнца. Можно было поискать в этом городе интерметика, который сумел бы и согласился отправить Кёнигу предупреждение, но она решила, что на это можно лишь впустую потратить силы, поскольку вряд ли здесь обитает кто-то, владеющий таким искусством. Кроме того, было бы гораздо интереснее поймать агентов Ванфор Штеллунг в пути и расправиться с ними самой. Гехирн не хотела сначала предупредить Кёнига, а потом медленно, выезжая только по ночам, тащиться назад; она стремилась снова увидеть эту безобразную и обворожительно ловкую женщину. Во плоти. Хассебранд не смогут остановить ни пижон, ни громила с топором, несмотря на их физическую силу или мастерское владение оружием. С клептиком справиться было бы посложнее – все зависело от того, какие иллюзии ею владеют и насколько она в своем уме, – но вряд ли она способна серьезно противостоять Гехирн. Огонь пожирает все. А вот клептик, в достаточной мере повредившийся рассудком, – соперник непростой. Она слышала, что клептики могут украсть сердце прямо из груди своей жертвы, хотя это, возможно, преувеличение.

Попробует ли грациозная клептик украсть и ее сердце?

«Да и захочет ли она?»

От этой мысли Гехирн почувствовала возбуждение, но оно быстро приглушилось.

«Нет, я ей буду противна». Вот и хорошо, этого Гехирн и надо было. Только так она чувствовала себя в безопасности.

– Интересно, не облагородились ли ее личные качества благодаря ее уродливой внешности, – спросила Гехирн, обращаясь в темноту. Маловероятно. По правде говоря, это и не имело значения. Гехирн найдет и убьет клептика, задушит ее в объятиях пламени. Но, возможно, сначала они перепихнутся, разделят друг с другом свою ненависть к себе – ведь страхолюдина клептик, вне всякого сомнения, себя ненавидела.

Снова укутавшись в тяжелые одежды, Гехирн зашагала к казармам городской стражи. Там, скорее всего, будет нетрудно раздобыть лошадей.

Если страже хватит ума, они бросятся от нее наутек.

А она надеялась, что они этого не сделают.

Кёниг понял, что пришла беда, как только оказался в своих покоях. Трое доппелей в точно таких же, как и у него, одеждах. Лица их ничего не выражают. Впервые он не мог отличить их одного от другого. Он бросил взгляд в зеркало, высотой от пола до потолка, и увидел, что его отражения тоже стоят в одинаковых позах, с такими же ничего не выражающими лицами. Кёниг с трудом сглотнул: в горле пересохло.

– И что все это означает? – спросил он доппелей.

Все трое изобразили на лицах одинаковые улыбки, и Кёниг почувствовал, что его лицо повторило то же выражение. Он с трудом вернул себе контроль над выражением собственного лица и с усилием изобразил безумный и злобный взгляд. У отражений в зеркалах были те же выражения лиц, что и у доппелей.