Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

– Вы посягаете на то, что не в ваших силах, – обратился Кёниг к доппелям, выговаривая слова сквозь зубы. – Вы к этому не готовы. Пока не готовы.

– Мы – одно целое, – произнесли трое доппелей настолько синхронно, что их голоса прозвучали как один глухой голос.

Кёниг чувствовал, что его тело повторяет их позы.

– Нет, – выдохнул он. – Пока нет. Со мной еще не покончено.

Все как один они подняли руки, приглашая его к себе. Это был жест приветствия и принятия.

– Мы – одно целое. – Безупречная согласованность их голосов и действий манила его к себе. Он чувствовал, что растворяется в единстве и гармонии.

Наконец у него появилась возможность влиться в какую-то общность, стать ее частью…

Кёниг осознал, что и сам поднял и протянул к доппелям руку точно так же, как они тянули руки к нему, таким же приглашающим жестом, который они к нему обращали.

Они его приглашали. Происходило что-то особенное. Что-то, с чем ему нужно было разобраться. Кёниг постарался вникнуть в слова и действия доппелей. Они предлагали единство и место среди них, а он больше всего на свете хотел именно этого.

Они предлагали ему… Приятие.

«А-а-а…»

Теперь он понял, кто из доппелей возглавляет переворот. Отречение и Беспокойство никогда не предложили бы приятие – их стиль нападения был бы совершенно другим и, вероятнее всего, намного более жестоким.

Его не устроит быть вторым по старшинству, он не успокоится, пока не достигнет абсолютного господства. Кёниг изо всех сил желал, чтобы другие доппели в этом отношении оказались такими же. Объединившись, они оказались бы достаточно сильны, и он не смог бы победить их. «Нужно разделять и властвовать».

– Отречение, – сказал он, стараясь не поднимать взгляда, чтобы его доппели не могли убедиться в том, что он не в состоянии отличить их друг от друга. – Приятие предаст тебя. Ты же знаешь. – Тут он вдруг посмотрел на всех трех доппелей. Один из них моргнул, а Кёниг сохранил лицо непроницаемым.

Посей семена сомнения и разрушения. Подави всякое сопротивление.

– Вы все понимаете, что Приятие и Отречение будут бороться за господство. Ваша свобода будет недолгой: вскоре вы просто окажетесь порабощены другим, и у него не будет той силы и мудрости, которой обладал ваш истинный господин. – Кёниг рассмеялся, издеваясь над доппелями. – Существует только один Кёниг, и никто из вас им не является.

– Я и есть он.

На лысой голове одного из доппелей выступил пот. «Значит, тот, кто моргнул, – Отречение, а встревожившийся – Беспокойство». Итак, оставшийся доппель и есть Приятие, тот, кто хочет стать повелителем вместо него.

Кёниг шагнул вперед и, неумело сложив кулак, ударил Приятие в лицо. Никогда прежде он не бил никого кулаками, но, сломав нос доппелю, а заодно и один из собственных пальцев, Кёниг испытал не только боль, но и сладостное чувство. Приятие упал на спину, а Кёниг набросился на него и стал, выкрикивая непристойности, яростно пинать его ногами. Через несколько мгновений возле него появились четыре второстепенных доппеля – Гнев, Отвращение, Смертность и Предательство, – и каждый из них был готов выместить весь свой гнев на Приятии. В углу комнаты, съежившись, рыдал давно забытый доппель из детства. Его отражения в зеркале беззвучно подзадоривали его. Присоединились к избиению даже Отречение и Беспокойство – возможно, только для того, чтобы самим не стать следующими жертвами. Кёниг пинал Приятие до тех пор, пока доппель не прекратил двигаться и пока не перестали быть слышны его задыхающиеся мольбы и не настала тягучая тишина. Пока он с трудом пытался отдышаться, второстепенные доппели исчезли из виду, и Кёниг остался наедине с Отречением, Беспокойством, ни на что не реагировавшим уже Приятием и полным зеркалом отражений, которые в почтительном молчании смотрели на происходящее.

– Есть только один Кёниг, – сказал он, с трудом дыша. – Один.

Он пристально посмотрел на избитого доппеля, а затем перевел взгляд на двоих стоявших рядом.

– Вы двое. – Он указал на Приятие. – Вы должны обезобразить его навсегда. Оставьте на нем такие следы, чтобы он понял, насколько вы принимаете его. – Кёниг попробовал пошевелить сломанным пальцем и поморщился от боли. – Пусть у него будут такие шрамы, которые никогда не дадут ему об этом забыть.

По виду Беспокойства можно было сказать, что он сомневается, а Отречение, похоже, все понял – как Кёниг и рассчитывал. Он должен осознать, что Кёниг пытается разобщить доппелей, чтобы они не смогли объединиться против него, а лучше, чем что-либо иное, Отречение понимал, что значит остаться одному. Отречение опустился на колени возле Приятия и перекатил доппеля, руки которого болтались, как у тряпичной куклы, на спину.

Отречение осторожно положил левую руку на лоб Приятию, будто проверяя, нет ли у него жара.

– Ты соблазнил нас этими мыслями о том, чтобы принадлежать к единому целому, – обратился он к доппелю. – Ты хотел встать во главе, но у тебя не получилось. Я знал, что когда-нибудь, даже если мы добьемся успеха, мне придется иметь дело с тобой. Все рано или поздно отрекаются от нас. И даже ты. – Отречение прижал голову Приятия к полу левой рукой, а правой вырвал у доппеля левый глаз.

Отречение поднял глаз, чтобы показать его Кёнигу, и у верховного жреца внезапно закружилась голова: ему почудилось, что через этот глаз он смотрит на самого себя.

– Дай глаз мне, – потребовал Кёниг, и Отречение вручил ему свой студенистый трофей.

Беспокойство, у которого из широко распахнутых глаз ручьями лились слезы, решил действовать более прямо. Он встал возле Приятия и много раз ударил его пяткой в лицо, пока не раздался хруст выбиваемых зубов. При каждом ударе Беспокойство всхлипывал.

– Вы должны понять, – сказал Кёниг, показывая доппелям и отражениям глаз Приятия, – теперь он ваш враг. Он будет строить козни против меня, чтобы отомстить, но вы должны понимать, что в первую очередь он уничтожит вас обоих.

Берега речки Флюссранд соединял простой каменный мост, много сотен лет назад сложенный из булыжников размером примерно с человеческий череп, скрепленных в единое целое цементным раствором. Ширина моста позволяла двум всадникам пройти бок о бок, не задевая друг друга, и оставалось еще немного свободного места. Въехав на верхнюю точку горбатого моста, Бедект остановился, пораженно разглядывая внезапно сменившиеся декорации. Если Готлос выглядел так, как будто его основной экспорт – навоз и камни, то на той стороне реки, в теократическом городе Зельбстхасе, до самого горизонта шли холмы, покрытые сочной зеленью. Пусть его сознание и затуманено, потому что носовые пазухи забиты, а внутри черепа все пульсировало, но Бедект ясно понял: границы городов-государств, возможно, просто абстракция, порожденная человеческими заблуждениями, но все же убеждения масс обладают действительно огромной силой. Вихтиху и Штелен, которые ехали вслед за ним, постоянно пререкаясь, пришлось резко осадить коней, когда он остановился.