Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

– Кёниг держит при себе небольшое, но хорошо вооруженное войско, в которое входят отряды всякого рода гайстескранкен. Его поддерживает сила культа Геборене Дамонен, единая вера сотни тысяч человек. Он обладает абсолютным контролем над их верой. Кёниг управляет тем, что подчинить невозможно, владеет убеждениями масс, управляя ими, как хорошо подогнанным инструментом.

Эрбрехен махнул рукой, которую с трудом поднимал; похожие на колбаски жирные пальцы почти скрылись в толстом валике на руке.

– Тогда мне понадобится собственная армия.

– У тебя есть я. Меня многие считали самой могущественной среди гайстескранкен на службе у Кёнига. – Гехирн поморщилась, вспоминая, как ей приснилось, что кригеры готовят на нее покушение. Боги, как бы ей хотелось понять, было все это на самом деле или нет. – Возможно, именно поэтому он отослал меня прочь. Он увидел, что моя сила нарастает, и опасался того, что я все более и более теряю над собой контроль.

– Он не предлагал тебе помочь, как своему другу? – невинно спросил Эрбрехен.

Гехирн нахмурилась, наблюдая, как Реген удрученно тащится по размокшей грязи.

– Кёниг никогда не был моим другом.

– И он выбросил тебя как раз тогда, когда тебе было трудно. – Эрбрехен возмущенно пощелкал языком. Его до неприличия разжиревшее блестящее лицо исказилось недовольной гримасой, так что он стал похож на рассерженного младенца. – Но мы ему покажем. То, что он отбросил, до сих пор имеет огромную ценность.

Гехирн подняла на него удивленный взгляд.

– Имеет ценность? Правда? Это я-то? Ценная? Меня ценят?

– Да, и очень. Я не могу это сделать без тебя. – Эрбрехен махнул рукой в сторону сброда, шагавшего возле его паланкина и позади. – С такими, как эти, я мало чего могу добиться. Мало у кого из них есть заблуждения, достойные упоминания, а драться никто из них ни к черту не умеет. В лучшем случае они сойдут на корм или могут отвлечь на себя внимание. Но ты, друг мой, высокая, с ледяными глазами, ты способна сметать с земли многие армии. Все иллюзии подчиненных Кёнигу гайстескранкен ничто против твоего огня. Никогда прежде ты не осмеливалась дойти до своего пика: между тобой и твоими возможностями стояла стена, то самое проклятие, тяготеющее над всеми гайстескранкен. Моя вера рушит такие стены. Я знаю , что ты можешь выплеснуть наружу то, что держишь так плотно запертым у себя внутри. Ты способна все это сжечь.

Сердце Гехирн вовсю стучало о ребра. Кто бы отрицал ту силу, которой обладала вера Эрбрехена. Эрбрехен сам определял реальность. «Как могла я усомниться в том, что он меня любит?»

– Я… – Гехирн сделала долгий и трепетный выдох. Закрыв глаза, она прошептала: – Для тебя я сожгу весь мир.

Эрбрехен радостно хлопнул в ладоши.

– Спали мир дотла, а я переделаю его по-новому. Мы будем богами, друг мой. Новыми богами. – Он взволнованно всплеснул тучными руками. – Я всегда знал, что судьбой мне предназначено величие. – Он бросил взгляд на Гехирн. – Мы созданы для величия, – поправил себя он. – Я не как этот твой Кёниг, дрянной предатель, я не забываю своих друзей.

Эрбрехен рассказал Гехирн о планах: он приведет дрянное войско в Зельбстхас, свергнет Кёнига и присвоит и власть теократа, и бога-ребенка. По пути они будут останавливаться во всех больших и малых городах, и Эрбрехен убедит жителей присоединиться и помочь ему в его деле. Чем больше людей последует за Эрбрехеном, тем сильнее будет его могущество и тем меньше будет тех, кто смогут устоять перед ним. А тех немногих, на кого его очарование не подействует, сожжет Гехирн. В Зельбстхасе целые гарнизоны бойцов, и в каждом имеется по отряду гайстес-кранкен, обученных сражаться. Они представляют собой реальную угрозу и, скорее всего, в состоянии противостоять Эрбрехену, вполне могут нанести удар, сдержать который ему будет не под силу. Но и их Гехирн сожжет.

– Тебе предстоит много жечь, – пообещал Эрбрехен. – Очень много жечь. – Эрбрехен в предвкушении облизал свои влажные губы. – Я проголодался!

Позже, когда Гехирн лежала, прижавшись к избитой и израненной женщине, которую так и трясло от отвращения и ненависти, она поняла, что ее мнение осталось невостребованным и что Эрбрехен ни разу не спросил ее совета. Но все же в тот момент она была совершенно счастлива, что участвует в таком смелом предприятии. Только в плодородной темноте одиночества начинали прорастать сомнения.

На город Зельбстхас падал холодный дождь, и мощеные дорожки на рынке стали блестящими и скользкими. Сырость разносила вместе с собой перепревшую вонь городской канализации, так что обычно многочисленное по вечерам стадо покупателей превратилось в жалкий ручеек. Большинство лавок на рынке уже были закрыты – лавочники ушли пораньше, предпочитая оказаться дома, в тепле и уюте. Вдали ломаные трезубцы молний вонзались в землю, озаряя небо на юге актиническим белым сиянием и подсвечивая обвисшие подбрюшья переродившихся облаков, затаившихся там. Глубоким ворчливым гневом то и дело разносилось эхо раскатов грома.

Бедект подавил кашель и почувствовал, что в груди у него что-то клокочет. Он получше укутался в отсыревшую бурую рясу Геборене, будто пытаясь в ней обрести последний бастион тепла, и последовал за Штелен. Каждый его шаг сопровождало хлюпанье; его сапоги позволяли воде беспрепятственно просочиться внутрь и изо всех сил старались не дать ей вылиться обратно.

Впереди двигалась Штелен, нырявшая из одной тени в другую. Она сказала, что запомнила всю карту города и знает, как лучше всего добраться до дворца, но тот путь, которым она их вела, казался самым длинным и запутанным из всех возможных маршрутов. Она постоянно ерзала в своих бордовых мантиях Геборене, как будто они раздражают кожу. Вихтих следовал за Бедектом, бурча себе под нос насчет дождя и той вони, которая исходит от его рясы. И жалобы его имели основания – от него и впрямь смердело. Вонь была действительно сильная, раз ее чувствовал даже Бедект с его заложенным носом.

– Бедект, – обратился к нему Вихтих.

– Тише.

– От твоей рясы не идет такая вот вонь, как будто весь последний месяц она находилась у хряка в заднице?

– Через тот смрад, которым несет от тебя, я никаких других запахов почувствовать не могу, – ответил Бедект. – Штелен!

– Что?

– Мы не пробираемся туда тайком, а спокойно входим.

– Знаю!

– Тогда прекрати попытки спрятаться в чертовой тени. – Бедект пытался поправить рясу так, чтобы получше скрыть свой тяжелый топор, который слишком явно угадывался под одеждой. Что толку. Не заметить мог бы только слепой и совершенно безмозглый болван.