Фрэнсис Хардинг - Девочка с медвежьим сердцем

Джеймс рассмеялся, похоже находя случившееся куда более забавным, чем Мейкпис.

– Но ты мог сломать шею! – воскликнула она.

– Я крепче, чем кажусь, – ответил Джеймс спокойно. – Но тогда получил урок. Пусть он кажется сотканным из молока и меда, но под ангельской внешностью скрываются гордость лорда и горячий нрав. Потом он признался, что я не оставил ему выбора. Что ему необходимо быть лучшим. Полагаю, в его устах это вполне может сойти за извинение.

Мейкпис так не считала. По ее мнению, это вовсе не было извинением.

– Он уехал в Оксфордский университет, и с тех пор сэр Мармадьюк успел представить его ко двору. Каждый раз, когда он возвращается, сначала ведет себя надменно и горделиво и вроде бы совсем меня не узнает. Но как только мы потолкуем с глазу на глаз, все становится прежним… на некоторое время.

Мейкпис ощутила укол ревности при мысли о том, что Джеймс доверительно беседует с кем-то другим. Но у нее не было никаких прав ревновать, и она это знала. Джеймс стал ее ближайшим другом и доверенным лицом на этом свете. Она доверяла ему больше, чем любому человеку, и все же до сих пор не рассказала о медведе. Чем больше времени проходило, тем сложнее было признаться Джеймсу, что она скрыла от него такую важную тайну. Спустя три месяца такое признание уже казалось невозможным. Мейкпис терзалась угрызениями совести, иногда немного грустила, словно опоздала на корабль и теперь навечно обречена застрять на пустынном берегу.

– Так мастер Саймонд сказал, что' в этой грамоте? – спросила она.

– Он ее не читал и не знает, что в ней. Клянется, что это страшная тайна. Еще добавил, что королю она совсем не понравилась и сэру Мармадьюку пришлось немало потрудиться, чтобы он ее подписал. В конце концов его величество согласился, но только потому, что Фелмотты ссудили ему целое состояние, а сэр Мармадьюк помогает продать кое-какие драгоценности короны.

Мейкпис нахмурилась. Рассказ Джеймса пробудил смутные зловещие воспоминания о первом дне в Гризхейзе.

– Королю так отчаянно нужны деньги?

По крайней мере, так говорил лорд Фелмотт.

– Полагаю, да, – пожал плечами Джеймс.

– А для чего нужны королевские грамоты? – спросила Мейкпис.

– Это… королевские декларации, – несколько неуверенно пояснил Джеймс. – Дают позволение что-то сделать. Ну… например, выстроить укрепления вокруг твоего дома. Или… продавать перец. Или нападать на вражеские суда.

– Так какой смысл в секретной декларации? – удивилась Мейкпис. – Если король дал разрешение что-то сделать, почему нельзя, чтобы все это знали?

– Хм-м-м… Это странно, – задумчиво нахмурился Джеймс. – Но грамота определенно дает Фелмоттам позволение что-то сделать. Мастер Саймонд признался, что подслушал, как сэр Мармадьюк говорил что-то насчет «наших древних обычаев и установленных наследием порядков».

– Джеймс, – медленно выговорила Мейкпис, – в тот вечер, когда я впервые оказалась в этом доме, я подслушала, как разговаривали его милость и Белый Кроу. Белый Кроу сообщил, что некоторые придворные обвиняют Фелмоттов в колдовстве.

– В колдовстве?! – ахнул Джеймс. – Почему ты мне не сказала?

– В тот день я почти обезумела от лихорадки! Все равно что кошмар вспоминать. С тех пор я почти об этом не думала.

– Но ты уверена, что речь шла о колдовстве?

– Думаю, да. Лорд Фелмотт сказал, что не может помешать королю узнать о слухах, но главное – не дать ими воспользоваться. Им нужно чем-то его привлечь, чтобы приобрести над ним власть. Потом они заговорили о необходимости что-то придумать.

Джеймс яростно насупился, глядя в пространство.

– Итак… что, если «древние обычаи» Фелмоттов есть зло и порок? – протянул он. – Нечто такое, за что их можно обвинить в колдовстве? Если король подписал грамоту, разрешающую дьявольские деяния, значит, не сможет арестовать их как колдунов, верно? Потому что в противном случае они покажут всем эту грамоту. И его тоже обвинят.

– Если падут Фелмотты, падет и он, – докончила Мейкпис его мысль. – Это шантаж.

– Говорил же тебе, что с Фелмоттами что-то неладно! – воскликнул Джеймс. – Их «древние обычаи»… должно быть, имеют какое-то отношение к тому, что с ними случается, когда они наследуют титул и земли. Они меняются, попомни мои слова! Может, продают души дьяволу!

– Мы не знаем… – начала Мейкпис.

– Мы знаем, что они колдуны или близко к тому, – парировал Джеймс. – Почему бы тебе не убежать со мной? Как можно заставить тебя передумать?

Ответ был получен на следующий день.

Утро выдалось душным, но ясным, поэтому слуг, вооруженных ведрами и лестницами, послали собирать спелые яблоки в маленьком, окруженном оградой фруктовом саду Гризхейза. Деревья с пышными кронами были усыпаны плодами так, что сгибались ветки, а в воздухе разливался сладкий аромат.

Мейкпис тоже была среди слуг, поскольку мистрис Гоутли попросила нарвать ей айвы. Она была занята делом, когда с другого конца сада раздался громкий грохот и послышались вопли и тревожные крики. Девочка бросилась на шум. Оказалось, что конюх Джейкоб свалился с самого высокого дерева. Ошеломленная Мейкпис, глядя ему в лицо, подумала, что он всегда был шутником – даже сейчас губы кривились в подобии ухмылки. Однако шея была согнута под неестественным углом, напомнившим ей цыплячьи тушки на кухонном столе.

Кто-то побежал в дом рассказать сэру Томасу о несчастье. Вскоре он появился и распорядился принести носилки, после чего всем было велено покинуть сад.

На один кратчайший миг Мейкпис показалось, что она увидела слабое мерцание над телом Джейкоба. Воздух словно заколебался и зашуршал. Она невольно ахнула и отступила. Что-то коснулось ее сознания, которое мгновенно затопила беспорядочная путаница воспоминаний, ей не принадлежавших.

… Страх, боль, двое смеющихся детей, отпечаток травы на женской щеке, цыпки от мороза и горячий сидр, яблоки в солнечных пятнах, скользкий лишайник под руками…

Мейкпис повернулась и с громко стучащим сердцем бросилась вон из сада. Задыхаясь, она вернулась на кухню и только тогда поняла, что забыла захватить корзину с айвой, которую ждали к ужину.

– Значит, беги обратно и принеси ее! – завопила мистрис Гоутли. – Быстро!

Мейкпис, которую тошнило от нервного напряжения, поспешила назад. Однако у ворот сада она встретила Джеймса, который ее остановил.

– Не входи, – прошептал он.

– Но мне нужна только…

Джеймс настойчиво покачал головой, прижал палец к губам, подтащил ее к себе и стал подсматривать в арочные ворота. Лицо его словно осунулось, и Мейкпис поняла, что впервые видит его в такой тревоге.

В саду не было никого, кроме одинокого мужчины, бродившего среди деревьев. Он был необычайно высокий и мощный. И все же двигался с неприятно кошачьей грацией.