Фрэнсис Хардинг - Девочка с медвежьим сердцем

Два года и три месяца научили ее, как стать осторожной, терпеливой воровкой, таскавшей и прятавшей разные мелочи, которые могли бы пригодиться при побеге: маленький нож, огниво, обрывки бумаги, свечные огарки. У нее была пудра, чтобы подсветлить лицо и скрыть оспины, и уголек, чтобы подчернить брови. Мейкпис также собирала ненужные, никем не охраняемые тряпки, которые сшивала в свободное время, превращая в подобие импровизированной веревки, на случай если понадобится спуститься из окна дома. Она даже тайно нарисовала собственную карту местности на обороте старой афиши, постепенно добавляя туда один ориентир за другим.

Время от времени, к всеобщему негодованию, Джеймс и Мейкпис пытались сбежать из Гризхейза. Как правило, их с позором возвращали обратно.

За два года и три месяца можно многому выучиться на собственных ошибках. Можно обнаружить пользу терпения и хитроумия. Можно приучить всех не замечать тебя.

Мейкпис училась прятаться у всех на виду. В конце концов с ней стали обращаться как с кухонной принадлежностью, вроде половников и щипцов. К тому времени, как ей исполнилось пятнадцать, ее считали своей в обществе слуг. Стали доверять. Принимали как нечто должное. Остальные слуги скорее воспринимали ее как второе «я» ворчливой старой кухарки, чем реального человека с потаенными мыслями. Иногда ее даже называли Тень Гоутли, Эхо Гоутли и Кошка Гоутли.

Мейкпис делала все, чтобы казаться ужасно некрасивой. Одежда у нее всегда была мешковатой, плохо сидела и часто была в пятнах или запачкана мукой. Волосы приобрели такой же дикий и непокорный вид, как у матери, но, как и у других служанок, были тщательно закрыты полотняным, похожим на тюрбан чепцом. Выражение лица менялось медленно, и девочка позволяла людям считать, что и думает она так же медленно. На самом деле все было не так. Мысли были такими же быстрыми, как пальцы, ловкие, загрубевшие пальцы, на которые никто не давал себе труда взглянуть дважды.

Она почти ни с кем не сходилась близко. За эти годы на ее поведение сильно повлиял медведь. Поскольку он не любил, когда люди подходили слишком близко или слишком быстро, Мейкпис никогда этого не делала. Стоило незнакомым людям оказаться в пяти футах, это вызывало у нее злость и испуг, словно они атаковали ее с воинственными воплями. В такие минуты медведю хотелось выпрямиться в полный рост и пригрозить им, заставить отступить. Он пытался тихо, злобно зарычать, но звуки выходили из горла сердитым кашлем. Мейкпис заслужила репутацию особы своевольной и вспыльчивой, яро охранявшей территорию кухни.

– Не смей вбегать туда без предупреждения, – остерегали мальчиков на побегушках, – иначе Кошка Гоутли огреет тебя половником.

Все слуги при этом покатывались со смеху. И никто не предполагал, что Мейкпис просто учится держать в узде медвежий нрав.

Медведь со временем смирился с пребыванием в кухне, несмотря на жару и шум. Теперь он хорошо знал все запахи и даже терся о дверные косяки, чтобы оставить свою метку. Поэтому кухня постепенно стала для него безопасным местом. Мейкпис также медленно знакомила его с понятиями «обещание» и «сделка».

«Помолчи, медведь, а позже я позволю нам побегать в саду. Не буянь, а позже я украду горсть начинки для птицы. Постарайся сдержать ярость, и когда-нибудь мы сбежим в мир без стен».

Две крохотные оспинки на щеке у Мейкпис так и не исчезли. Другие служанки иногда приставали к ней, советуя что-то с ними сделать. Запудрить или заполнить ямки жиром. Но Мейкпис никогда ничего не предпринимала. Не хватало еще, чтобы чей-то взгляд на ней задержался!

«Я не стою вашего внимания. Забудьте обо мне!»

Зато Джеймс это внимание привлекал. Когда Саймонд уезжал ко двору или навестить родственников, Джеймс оставался дома и становился обычным слугой. Но когда Саймонд возвращался в Гризхейз, звезда Джеймса восходила снова, а вместе с ней поднималось и настроение. Эти двое были связны тесной дружбой. И Джеймсу вдруг стало известно, что происходит в семье, при дворе и в стране.

Служанки поддразнивали его, но теперь их тон изменился. В семнадцать лет он выглядел мужчиной. Не мальчиком. Ходили слухи, что у него появились виды на будущее.

За два года три месяца страна может развалиться. Трещины оказались глубже, чем ожидалось. Они могут стать расселинами, а потом и безднами.

До Гризхейза доходили обрывки новостей. Иногда они прибывали в запечатанных письмах, которые относили прямо в комнату лорда Фелмотта, откуда расходились тоненькими ручейками в виде подслушанных сплетен. Иногда бродячие торговцы и лудильщики приносили сдобренные слухами, переходившие из уст в уста вести. Зато эти обрывки можно было сшить в одну связную картину.

Год 1641-й от Рождества Господа нашего износился, сменившись годом 1642-м, а напряженные отношения между королем и парламентом стали еще более опасными. Лондон превращался в кипящий котел и разделился на враждующие группы, которые то и дело схватывались в драке. Сплетни распространялись, как лесной пожар. И партия короля, и сторонники парламента были убеждены в существовании заговоров, которые плетет противная сторона. Временами казалось, что парламент выигрывает битву характеров.

– Не понимаю я всего этого, – объявила мистрис Гоутли, – но, говорят, парламент желает больше власти и король им не указ. К тому времени, когда все закончится, король вообще не будет королем, а просто куклой в короне. Ему бы следовало показать им, что такое настоящий королевский гнев!

Очевидно, король считал так же.

На четвертый день января 1642 года король Карл явился в парламент в сопровождении сотен вооруженных солдат, чтобы схватить тех, кого он считал зачинщиками и главарями.

– Но когда он вошел туда, – рассказывала Длинная Элис, услышавшая новости от Молодого Кроу, – оказалось, что эти люди сбежали. Должно быть, у них были шпионы, которые обо всем доложили. А остальные члены парламента не пожелали сказать королю, куда они делись, и дерзко его осадили. Говорят, лондонские банды натаскали, чтобы они защищали парламент от собственного короля! О, теперь они показали свое истинное лицо изменников!

Граница была пройдена, и все это чувствовали. До этого момента обе стороны поднимали ставки, уверенные, что рано или поздно нервы противника сдадут. Но теперь стали размахивать оружием. Ходили слухи, что парламент вооружает армию против короля, хотя официально считается, что солдат снаряжают на войну в Ирландии.

Кто-то подслушал, как Старый Кроу говорил своему сыну:

– Конечно, король тоже собирает свои войска. Как еще он может защитить корону и народ от парламента?

– Оба пыжатся, как петухи, меряются шпорами и надеются, что кровь не прольется. – Таково было менее милосердное мнение одного из конюхов.