Юта Мирум - #Перо Адалин [litres]

– Ты сумасшедший! – Одышка разрывала фразы на куски, а голос командира охрип. – Я вытащил тебя из воды. Спас твою шкуру, не оставил вас с сестрой у реки. Я назвал тебя своим другом. – В голосе Винсента было явное обвинение. – Неужели ты настолько веришь своим несуществующим Санкти, что не в состоянии увидеть, как пропитались обманом эти стены? В храме все – подделка, в вашей вере каждое слово – ложь. Чем ты будешь лечить совесть, если намерен пустить на алтарь еще одну невинную жизнь, которой там не место? Нет никакой правды за ритуалом, как ты не можешь понять?!

Альвах закатал рукава рубахи до локтя. Он не спешил атаковать. Если Винсент останется на полу, он и не пошевелится, отвечать он тоже не намерен. Как бы ни были горьки упреки Винсента, смирением выложена дорога к счастью – только бы Ада успела.

Винсент, опираясь рукой о колено, встал. В его ладони был крепко сжат эфес меча – его длинной речи хватило, чтобы отвлечь внимание и дотянуться до оружия. Альвах, поджав губы, кивнул, похрустывая пальцами. Теперь у него нет выбора, и совесть покорно спряталась, давая ему возможность исполнить свой долг любой ценой.

« Прости, Клер, мои руки вновь будут в крови ».

Адалин шла, оглядываясь, – в коридоре не было ни души. В очищении, предшествующем жертвоприношению, ее должны сопровождать монахи: два, три или же с десяток – принцесса не знала, сколько точно, но их отсутствие нагоняло ужас. Длинный, широкий коридор с гладким потолком, едва различимым в пламени свечей на высоких подставках, отдавал холодом. Осознание достигло своего пика. Коридор был ее последней прямой дорогой и местом для очищения мыслей. Адалин должна войти в зал не человеком, а сосудом, который должен быть осушен до дна.

Ада, постепенно замедлив шаг, остановилась. Вдалеке маячил белый свет – озеро звало, притягивая силами, ведомыми ему одному. Принцесса закрыла глаза, позволив памяти взять верх над ее естеством. Прощаться на самом деле несложно, если ни о чем не жалеть, и она уверенно ступила дальше, очищаясь.

Путешествие до пожара Ада помнила смутно – несколько дней сливались в одно неясное марево, утекшее сразу, стоило только открыть ему дверь. Руку едва ощутимо полоснуло, словно Алерайо вновь прилетел к ней.

Реке и трактиру дяди Гектора она вслед улыбнулась – воспоминания уходили гладко, с благодарностью, а дядя Гектор улыбался ей так тепло, словно это Адалин была внучкой его дорогого друга.

Небольшой город, танцы с огнем и ее первая серьезная роль дочери милорда Кальяса опалили тело пламенем и так же быстро потухли. В носу защекотало от дыма, и захотелось чихнуть.

Долгой дороге и яблоневому саду хотелось вслед помахать – непроизвольно она пошевелила пальцами, путающимися в ткани платья.

Песня Альваха сорвалась с губ прежде, чем Адалин вспомнила ее. Принцесса чувствовала, как гудит горло. Она снова поет.

Мурусвальд всплыл в памяти с шумом водопада, закладывающим уши. От него хотелось бежать, только бы никогда не слышать, но при этом Ада жаждала окунуться в те воды еще раз, чтобы почувствовать чужие пальцы на мокрой спине. Воспоминания уходили, едва удерживая ее на ногах.

Горная тропа была темной ночью, в которой легко заблудиться, а дом лорда Маркуса – луной, что, отвлекая, загоняет в пропасть. В этих воспоминаниях она тонула, с трудом находя силы плыть к берегу. Горячка опалила кожу, но тут же исчезла.

Воспоминание о поцелуе стало высокой стеной, которую никак не обойти – куда ни брось взгляд, всюду сплошной камень. Ресницы принцессы затрепетали, Адалин почувствовала, как горят губы.

Выдох был прерывистым, раскрывающим мечту продлить ощущение поцелуя хоть на секунду. Пусть стена останется – ради этого воспоминания она и отдаст жизнь. Только бы жили те, кто смог подарить ей, пусть и недолгое, счастье. Особенно Винсент – он мог бы жить с ней, но выживет и один.

Адалин шагнула навстречу слепящему свету, ни о чем не жалея. Ее встретил едва различимый шум.

Советник явился к храму стремительно, как и король, и чаши весов вновь колыхнулись, не зная, в чью сторону перевесить. За спиной Габора шествовали тысячи воинов. Леверн, приметив ворона, досадливо выругался. Советника отделяли от короля ряды воинов, и Габор не спешил обгонять всех и пачкать руки в крови. Он прибыл к храму победителем, пусть уже и потрепанным, – похоже, Маркус все же смог доставить Габору неприятности.

Рыцарь уже давно потерял в толпе своих друзей – Ада и Винсент ускользнули, когда люди Габора вернулись ко второму входу в храм, и Леверн не жалел сил, пытаясь их догнать. Раз пришли вместе, то и следовать нужно до конца. Не прошло пары минут после их исчезновения, как убежал и Альвах, вызвав едкое раздражение, – друг, не обратив внимания на его просьбы, бросился к храму напролом, устилая дорогу поверженными врагами. Аль рвался к святилищу, думая только об Адалин, и Леверну впервые за долгое время захотелось попросить Санкти уберечь брата. Но, как ни пытался Леверн прорваться следом, каждый раз его останавливала чужая армия, которой не было конца.

Секунды уступали минутам, но ничего не менялось – только меч отнимал все больше жизней. Рыцарь собрал всю свою волю в кулак – умирать, не дойдя до цели, он не собирался. И вовремя – занесенный над его головой клинок спешил избавить светлую голову от мыслей. На поле боя совсем не чувствовалось течение времени – каждая секунда кому-то стоила руки, а кому-то жизни. Численный перевес принес свои плоды, и в какой-то миг Леверн понял, что они выигрывают.

Небо стремительно светлело. От тел, пылающих ненавистью, становилось жарко – азарт и жажда крови застили глаза многим, стирая границы человечности. Увлеклись даже воины короля – рыцарь видел, как растягиваются в победной улыбке их губы, когда очередной враг замертво падает на землю. Леверн не сразу понял, что оказался подле монарха – ему стоило немалых усилий остановить свой меч, чтобы, обознавшись, не проткнуть короля. Антоний, спешившийся еще в начале сражения, в силе не уступал своим воинам. Увидев рыцаря, он остановился – лицо Леверна показалось ему знакомым.

– Ты – внук Ролло, – вспомнил монарх, и лицо его приобрело серый оттенок.

Рыцарь кивнул, быстро склонив голову.

– Служу Вашему Величеству.

– Ты получил письмо?

Что-то в голосе короля заставило Леверна насторожиться.

– Письма не всегда находят тех, кто скрывается. Я сопровождаю вашу дочь. – Леверн не понимал, почему монарх этого не помнит, ведь Антоний лично следил за отбором людей в процессию.

– Моя Ада… – Антоний закрыл глаза и покачнулся. – Я последую за ней. Но для начала добуду для дочери его голову.