Юта Мирум - #Перо Адалин [litres]

Монахи забрали его с собой, на другой конец королевства, подальше от ворот, за которыми начиналась пустыня. Алерайо плакал на свой манер – высоко в небе, проклиная людей криком. Птице пришлось улететь, когда сопровождающий монахов лучник едва не подстрелил единственное живое существо, которое заботилось о нескладном мальчишке. Винсент был рад, что птица успела, – терять странного пернатого друга, следующего за ним повсюду подобно матери-наседке, ему не хотелось. После, спустя долгие годы, он не сможет вспомнить ничего конкретного из своей жизни вплоть до Мурусвальда – города, отпечатавшегося в сознании с холодной точностью.

Винсента заставляли стоять на коленях в храме так же, как и монаршего первенца, с одной только разницей – не было вдохновляющих речей о самопожертвовании и тысячи зрителей, приехавших из разных уголков королевства. В те дни высокие двери храма оставались закрытыми – священнослужители не хотели, чтобы хоть кто-то прознал о маленьком Тенебрис, загрязнявшем святые земли. В чем только не обвиняли найденыша, принявшего за начало своей жизни песок пустыни: он был и нечестивым, который добровольно поклонялся теням Тенебрис, и несчастной жертвой, немедля нуждающейся в искуплении. К такому решению монахи и пришли – Винсент был приговорен к искуплению водами священной реки. Всего-то и надо было, что спрыгнуть с уступа Верующих.

– Ты очистишься, – сухо говорил монах, подводя его к краю, за которым ждала пенистая река. – Ты почувствуешь облегчение и, возможно, переродишься.

В последнее служитель и сам не верил.

Винсента столкнули с обрыва, не дав опомниться, и святые песнопения зазвучали в воздухе, поздравляя всех с избавлением от отравленной души. Однако песни превратились в крики, когда мальчик, боровшийся за жизнь, вынырнул в купели. С того мига, если ранее и закрадывалась у кого мысль о милосердии, то сейчас последняя капля высохла под палящим солнцем – святой верой в отсутствие у подростка души. В нем видели Тенебрис, выбравшегося из лап смерти, и оставалось только одно место, способное приструнить несчастье, что пало на их головы.

– Храм у озера, – сказала Адалин, прикрывая рот рукой. Ей не хотелось перебивать, но внезапная догадка вырвалась раньше, чем она остановила себя.

– Да, принцесса, – едкий, полный давно спавшего презрения голос Винсента заставил Адалин сжаться от плохого предчувствия. Он сердился не на нее, но слышать подобное проявление эмоций от человека, которому, несмотря на разногласия, она верила, оказалось для Ады нелегко. – Просто слушайте дальше.

Страх, завладевший истинно верующими, разрушил цитадель их здравомыслия. Подростка боялись кому-либо показывать – вдруг он вселит полоумие, разрушит веру или же попросту откроет глаза ведомым жителям королевства на некоторые деяния монахов, которые они в упор не замечают. Винсента, внутри которого зарождалась ненависть, вели к храму у озера самым коротким путем, используя все влияние, дарованное священнослужителям с начала времен. Потайной проход в толще скалы, находившийся подальше от главной дороги, издавна использовался монахами для переправы особо ценных реликвий из Мурусвальда в храм у озера – верующие собирали в сокровищнице золото как кропотливые кроты, суетящиеся к зиме. Туннель, образование которого не мог объяснить ни один зодчий, был создан лучшим мастером того времени – природой. Ежели сейчас простому горожанину сказать, что есть дорога сквозь гору, то он в недоумении покрутит пальцем у виска.

– Хочешь сказать, что есть способ обогнать процессию? – Леверн прервал Винсента, который с трудом подбирал слова и неосознанно оторвал пуговицу у своего плаща. Глухой треск ниток вызвал у Адалин мурашки – она отчего-то представила, как рвутся сухожилия одного из безымянных монахов под сильными руками рыцаря. Адалин, содрогнувшись от подобной мысли, поплотнее закуталась в плащ. Сколь бы ужасной ни была ее идея, принцесса с долей отвращения призналась самой себе, что позволила бы подобному произойти.

Винсент не спешил отвечать и оперся горячим лбом о ладони – воспоминания некстати вызывали головную боль.

– Есть. Спуск в туннеле идет по прямой, тогда как основная дорога, петляющая по уступам скал, растягивается на десятки километров и уведет процессию к землям намного западнее храма. Они сделают круг, тогда как мы пойдем напрямик и выйдем к сокровищнице под храмом. Однако есть и риск – если будут идти нам навстречу, разминуться не выйдет. Но туннель, насколько мне известно, используют редко – после моего, гхм, появления монахи опасаются этого пути.

– Были причины? – осторожно подала голос потрясенная Клер. Ужасная история о священнослужителях, которую рассказал командир, никак не вязалась с ее понятием веры – всепрощающей, возносимой как нечто совершенное над всеми человеческими понятиями.

– Были, – ответил Винсент. Часть его хотела разубедить простодушную служанку в ее слепой вере, рассказав все в ужасающих подробностях. Пусть ее вера пошатнется – эта твердая почва, на которой она стояла, на самом деле была ничуть не плотнее слоя песка. Клер, словно маленький ребенок, еще удерживалась на ее зыбкой поверхности, окрыленная придуманными кем-то ранее законами; Винсент же с самого начала оказался слишком тяжелым для песчаного моря – его ноги сразу по колено увязли в бесконечных глубинах фальшивой морали и идей, возносимых другими.

– Командир, так чего мы ждем? Время идет, пора в дорогу!

Леверн, преисполненный нахлынувшей на него энергии, в мгновение оказался на ногах. Мужчина, порицая на ходу медлительность своих спутников, уже открыл дверь, приглашая всех наружу. Альвах укоризненно покачал головой, наблюдая, как Винсент дает знак собираться, – кажется, командир не пожелал продолжить свою историю. Стрелок подал руку принцессе, но Ада, в отличие от друзей, не считала рассказ законченным.

– Так что же было дальше, Винсент?

Мужчина замер, не дотянувшись рукой до своей сумки. Выпрямившись, он сделал пару шагов к принцессе.

– А вы как думаете, Ваше Высочество? – Отчужденность, недоверие – все, через что, Адалин надеялась, они переступили, вновь появилось. Винсент, однажды разрешивший заглянуть в его сердце, избегал открывать его снова. – Меня довели до храма. Высшие служители решили, что я должен жить, и меня отпустили.

Командир, подхватив сумку, пошел к двери, но остановился.

– Я видел твой алтарь, Адалин. В нем нет ничего святого, ничего, за что ты отдаешь жизнь. Лучше одумайся, принцесса, пока не поздно.

Леверн вел их отряд к выходу из леса. Командир с Адой следовали за остальными чуть на расстоянии. Винсенту не давала покоя идея, появившаяся еще в хижине. Он видел все пути для ее исполнения, а потому, решившись, произнес ее вслух: