Юта Мирум - #Перо Адалин [litres]

Вскоре появилась Клер, лихорадочно озиравшаяся по сторонам. Ее нижняя губа дрожала, а глаза были вспухшими от невыплаканных слез. Она натужно улыбнулась, глядя на Адалин, и тут же перевела взгляд на командира:

– А Леверн?..

– У водопада, – ответил Винсент, пытаясь понять, что произошло. – Как вы тут оказались?

Вопрос повис в воздухе: Клер, не дослушав, убежала в указанном направлении. Винсент посмотрел на ее брата, который не спеша поднялся с земли. Стрелок, подойдя к Аде, устало ее обнял. Винсенту оставалось только недоумевать.

Леверн стоял недалеко от обрыва, пытаясь разглядеть среди неспокойной воды тот самый кусок мелководья, который спас им жизнь. Хотелось вновь оказаться там и при свете дня посмотреть с высоты водопада вниз. Он пришел к реке с желанием умыться, а остался раздираемый глупыми мыслями, и как после этого винить сестренку в том, что она называет его ребенком?

– Я словно летучая мышь в этой черной рубахе. Еще и грязный, – пожаловался бурной реке рыцарь, отходя от опасного края.

Неподалеку, за стволом старого дерева, безмолвно наблюдала за ворчанием друга Клер. Ноги подкашивались, но она не спешила выходить – боялась.

Он жив. Этот сильный, невероятно добрый человек жив. Неотделимая часть ее семьи, брат, пусть и не по крови, выжил. Пусть проклянут Санкти Майрона, сослав его к Тенебрис в безумные пещеры, за семя сомнения, что он поселил в их с Алем душах. Майрон недостоин и упоминания, и Леверн наверняка разозлится, если узнает, что она бездумно поверила слуге Маркуса. А она поверила и, спеша к водопаду, страшилась не найти ничего, кроме следов погони. На миг ей стало стыдно: то ли за слепую веру врагу, то ли за саму мысль, что Леверн может вот так вот оставить их с Алем одних, отдав жизнь за ее высочество. Поставив смерть во славу долгу как нечто высшее, чем семья.

Клер покрутила головой, гоня прочь отвратительные мысли. Стыд стал подобен желчи, он разъедал ее за жадность, такую густую, спрятанную в самом далеком уголке сердца. Клер шагнула вперед. Леверн сразу ее услышал, и широкая мальчишеская улыбка озарила его лицо. Рыцарь подбежал и заключил девушку в объятия. Кажется, он не удивился ее появлению, будто и не помнил, что сам просил ждать его на дороге.

– Я скучал, – сказал он, зарывшись носом в светлые волосы подруги. Рыцарь закрыл глаза, и ему показалось, что он обретает законченную форму. Леверн никогда не жаловался на одиночество и едва ли замечал, что ему чего-то не хватает. Но становилось намного легче, когда Клер с Алем были рядом, просто спокойнее. Уют, которого он порой так жаждал, всегда ходил рядом с названной сестрой: стоило ей только оказаться рядом, и Леверн понимал – он дома.

– Знаешь, – сказал Леверн Клер, стараясь не смеяться, – за одну ночь я успел соскучиться по твоим глупостям. Винс и Ада такие серьезные, что зубы сводит.

Девушка горько улыбнулась ему в плечо и нехотя отступила. Отголоски страха растворялись. Клер встала на носочки и поцеловала растерявшегося рыцаря в щеку, а после вновь обняла, судорожно, будто все еще не верила, что он стоит перед ней. Леверн, поглаживая ее по голове, скосил взгляд на Альваха, который появился на опушке. Его друг был взволнован, как и Клер, и рыцарь запоздало вспомнил, что обещал вернуться к рассвету.

Днем хижина выглядела уютнее. Друзья расположились на деревянном полу, поближе к камину, который постепенно протопил небольшую комнату. Но, несмотря на огонь, Адалин все же оказалась слаба после ночного прыжка в водопад. Альвах то и дело хмурился, вслушиваясь в сипящий голос принцессы, а после первого кашля и вовсе помрачнел. Не терпя отказа, стрелок накинул поверх плаща Ады и свой.

Винсент, задумчиво перебирая пальцами, выслушал краткий рассказ служанки о том, как они оказались здесь. Клер не упомянула о том, что на лестнице их спас Майрон – по ее словам, охрана у подножия горы купилась на историю про пекарей и пропустила их вперед. Дальше они искали друзей у храма, где и подслушали свежую сплетню: мол, опасные беглецы, ночью спасаясь от погони, прыгнули в водопад. Альвах не любил врать, но сейчас поддерживал сестру – Леверну не стоило знать про Майрона. Из всего услышанного командир вынес следующее: люди Феликса знают про лестницу к дороге и процессия лжепринцессы уже покинула Мурусвальд. Все старания Евандера пошли насмарку – они потеряли преимущество во времени и теперь, как ни гляди, безнадежно отстали. Раздражение металось в нем, будто раненый зверь в клетке, заставляя командира волком смотреть на присутствующих.

– Значит, обгоним их, когда выйдем с дороги. Евандер поможет, я не сомневаюсь, он намерен докопаться до истины. Слышали бы вы, что он рассказал в храме… – Лицо рыцаря окрасилось жалостью, когда он вспомнил слова, пересказанные Винсентом. – Их лжепринцесса не для того, чтобы отвлечь внимание. Они действительно собираются принести ее в жертву. Одним Санкти известно, что нас ждет после – никогда еще в ритуале не подменяли королевскую кровь.

– Она не виновата, – перебила рыцаря Ада. – И я, и Евандер верим, что Агату используют. Она хороший человек и не заслуживает моей участи.

– Никто не заслуживает, – задумчиво добавил Винсент, изучая языки пламени.

– Дана дорога – следуй ей, выложена она хоть песком, хоть углями. И как бы ни была разбита и разрушена – лучше следовать своей, нежели желать чужую, – процитировала Клер отрывок из книги молитв.

– А твоя дорога ведет тебя к реке, сколько ни брыкайся, мелкое чудовище, – куда-то в пустоту прошептал Винсент, разглядывая небо над головой. Давние слова теперь показались пророческими.

– Что? – переспросил озадаченный рыцарь.

– Вспомнилось, белобрысый, – ответил командир, и Леверн заметил, что лицо его помрачнело. – Мне придется немного погрузиться в воспоминания, чтобы объяснить, что я придумал. Вы уж потерпите.

Золотые пески, разъедавшие глаза, только перестали сниться Винсенту в кошмарах, когда за ним пришли они. Монахи в богатых рясах, перед которыми расступались все селяне на южной границе, почтенно склоняя головы.

Винсент не знал, что стоило проявить уважение к этим людям, – он едва успел привыкнуть к работе у трактирщика, помогая тому с уборкой в затхлом питейном зале. За неуважение он тут же был наказан, и хлесткая плеть на городской площади больно кусала, прикасаясь к оголенной коже, а Алерайо едва не отгрыз пальцы стражу, который стегал найденыша. Человеком его не называли – служители храма из какого-то далекого города Мурусвальда именовали его только чудищем. Отродьем, которое немедля должно пасть ниц перед Санкти. Кем и зачем этим людям дана власть вмешиваться в чью-то жизнь, маленький Винсент тогда не понимал. Он вообще ничего не понимал.