Юта Мирум - #Перо Адалин [litres]

Леверн поднял красные глаза на Альваха, в который раз моля о прощении. Но Альвах, вопреки всем домыслам Леверна, никогда его не винил. Но если ему нужно прощение, то он готов дать его еще раз – названному брату от этого легче, пусть будет так.

Фелиция, утирая рукой слезы, поняла, что это конец.

После всего этого Леверн навсегда покинул отчий дом, отказавшись от фамилии Флоресов. Он бежал, гонимый желанием стать другим – сильным человеком, способным защитить близких ему людей. Его любовь к Алю и Клер повлияла на них так, как не влияет ни одно событие в мире, и они приняли его, навсегда связав свои судьбы. Фелиция не представляла, кем нужно быть, чтобы разорвать их круг, ведь даже Маркусу не удалось оторвать от них брата.

Дверь неожиданно скрипнула. Фелиция, оторвав дрожащие руки от коленей, подняла опухшие глаза и тут же встала. За дверью, кутаясь в плед, стояла бледная Клер и смотрела на присутствующих туманным взглядом. Увидев Леверна у дальней стены, она попыталась было закрыть дверь, но Альвах, находившийся ближе всех к сестре, придержал ее и протиснулся в комнату. Взволнованные объятия брата длились не дольше секунды – Клер приходила в себя, и вместе с этим тело сковывал ужас. Альвах, ощутив облегчение и устало прикрыв глаза, поцеловал сестру в лоб. Они пережили и этот приступ. « Последний », – пообещал себе он, вглядываясь в бледное лицо Клер.

Фелиция, погладив притихшего Леверна, поднялась, неловко пробормотала «пойдем» и увлекла за собой Альваха, напоследок сообщив, что они пойдут за лекарем. Она видела, что Леверн не успокоился и его эмоции не утихли спустя часы, которые они провели за беседой. Только очнувшаяся девушка могла помочь ему справиться с ними.

В одиночестве Клер стояла недолго. Леверн, поднявшись с пола, одним шагом пересек коридор, зашел в комнату и резко захлопнул дверь. Клер едва могла разглядеть своего друга – единственный огарок свечи, доживавший свои последние минуты, не мог разогнать окутавшую комнату темноту.

– Ты… – Леверн запнулся, и, прокашлявшись, посмотрел на нее.

По телу Клер пробежала крупная дрожь. Ей стоило умереть хотя бы ради того, чтобы не видеть вины, мучавшей друга по ее милости.

– Тебе так претит жизнь? – голос мужчины скрипел, словно он кричал долгое время. Леверн обвинял ее, с трудом удерживая себя на месте. – Я могу ее забрать. Если хочешь умереть, я буду тем, кто убьет тебя, и даже Аль не помешает мне. Только скажи. – Он дрожал, и в глазах его горела решимость, ведомая безумием. – Давай же, ну! Скажи хоть что-то! Что? Что мне делать?!

Клер сильнее прижала к себе край пледа. Она забыла, что не одна, а потому подвела к черте не только себя – впереди нее, балансируя на краю, пытался удержаться рыцарь, надеясь заслонить ее от бед. Стыд жег ее изнутри.

– Я буду жить. Прос… – жалобно пропищала Клер, шагнув к другу, и сердце сжалось – Леверн поднял ладонь, останавливая ее.

– Я умолял тебя столько раз, надеясь, что ты услышишь: не живи прошлым. Перестань прятаться. Ты никогда не встретишься лицом к лицу с опасностью, потому что между тобой и Маркусом всегда встану я.

Рыцарь замолчал. Его голова гудела подобно пчелиному рою – многое, чему он ранее не придавал значения, начинало складываться в одну картину. Его постоянные переживания за брата и сестру, такие одинаковые, но в то же время разные по своей природе. Ради Альваха он однажды уже пытался убить Маркуса, но рука дрогнула – он был не в состоянии лишить жизни родного брата. Сейчас Леверн с холодной ясностью понимал, что ради Клер, робко замершей перед ним, он убьет Маркуса без колебаний.

Тишина в комнате звенела, время словно остановилось, но только для того, чтобы ринуться вперед быстрее. Неплотно прикрытое окно, встретив сильный поток воздуха, с громким стуком врезалось в откос, запуская в комнату морозный ветер. Клер, испугавшись, громко взвизгнула, и тут же оказалась в крепких объятиях рыцаря. Он среагировал инстинктивно, привычно прижал ее к себе, только вот в этом движении больше не было ничего знакомого. Клер отчаянно жмурилась, и рыцарь, успокаивая ее, провел теплой ладонью по ее щеке и приподнял подбородок.

– Я найду тебе новый смысл, – прошептал он, касаясь ее губ своими.

Во мраке предрассветного часа жизнь снова восставала из пепла.

Леверну не хватило ни вздоха, ни громкого стука сердца, чтобы остановиться. Получив в свои объятия ту, которую он любил всей душой, он едва ли думал о том, что делает. Только цель, неожиданно найденный смысл, который он никогда не искал. Она ответила, потянувшись к нему всем телом. Все события вечера вмиг показались стеной воды, рухнувшей куда-то в темные глубины сознания. Теряясь в поцелуе, Леверн чувствовал на своей щеке дрожащие пальцы; холодные, они отбивали мелкий ритм. С мягким шелестом упал на пол тяжелый плед. Сознание, сонно выглядывая из окутавшего голову тепла, заставило мужчину открыть глаза.

Клер непонимающе на него смотрела, но отстраниться не спешила. Леверну казалось, что сейчас она стоит ближе, чем когда-либо, – девичий подбородок касался его груди, а согревшиеся нежные пальцы остановились на шее, подрагивая от пульсации крови в венах. Клер выглядела виноватой, и, вдохнув побольше воздуха, будто набираясь сил, прошептала:

– Прос…

Леверн вновь остановил ее, приложив ладонь к губам. Извинения – последнее, что он хотел слышать.

– Молчи, – выдохнул он. От ярости, не умещающейся в его груди, не осталось и следа – ее выжгло тепло, укрывшее ноющее сердце. Рыцарь не сводил глаз с девушки – он знал, что иначе потеряет это ощущение безграничной близости между ними.

– Сейчас – молчи.

Послышался звук открывающейся двери, и на пороге остановился Альвах вместе с лекарем. Лицо стрелка скрывала тень, и Клер попыталась отойти от рыцаря. Только Леверн не отпускал ее, не собираясь прятаться. У Альваха с глаз словно спала пелена – раньше подобное зрелище не вызвало бы в нем и капли смущения, но сейчас в их позе, взглядах и поведении было что-то новое – слишком уж горели их лица, слишком отчаянно переплелись руки – словно они жалели о прерванном уединении и желали запомнить каждый миг до того, как дверь открылась.

Леверн понимал, что неизбежность разговора, нависшая над ними, не может быть спасена отсрочкой, какой бы заманчивой она ни была. И, получив, наконец, в свои объятия ту, что жила в его мечтах, он не свернет с выбранного пути.

Этой ночью мало кто спал. Маркус задумчиво вертел в руках обгоревший кусочек письма, сожженного его братом. Он не отрывал взгляда от горизонта – ему казалось необычайно важным увидеть сегодня желтый диск восходящего солнца. Он хотел почувствовать надежду, а что, как не солнце, способно воодушевить уставшего человека.