Юта Мирум - #Перо Адалин [litres]

Письмо в его руках тихонько хрустнуло, и на белый ковер осыпалась еще горсть пепла. Леверну стоило быть немного внимательней – прочитай он письмо, отправителем которого значилась Фелиция, не посмел бы его сжечь. Маркус помнил текст письма наизусть, хоть оно и пришло спустя год после того, как он поставил на место людей, посмевших украсть у него брата. Судьба всегда отличалась иронией и в этот раз не преминула воспользоваться шансом.

Его сестре, женщине, за которую он готов сломать мир, необходима помощь. Но Леверн, выручив своих друзей, отнял у Маркуса единственный шанс на спасение сестры. Глава рода Флоресов никогда не призн а ет, что судьба поставила его на место гораздо быстрее, чем он предполагал, ударив самым сильным оружием – его любовью к родной крови: преданностью сестре и неравнодушием к брату.

Адалин завороженно наблюдала за своими пальцами, обводя ими контур шрама над ключицей Винсента, и не знала, откуда в ней столько смелости. Командир сегодня был другим. Ранее он не выгнал ее из своей комнаты, а сейчас стоял неподвижно, позволяя ей находиться так близко, покорно перенося ее любопытство. Принцесса не понимала, с чем это связано, но не собиралась упускать подаренную возможность.

– Неужели не больно? – робко спросила она, испугавшись, что могла навредить человеку, который так нехотя пускал ее в свой внутренний мир. Но дверь туда была открыта, замок висел всего на паре гвоздей, и Адалин знала, что за дверью только ее ждет награда, знала, что сможет прорваться, лишь бы хватило времени.

– Нет, – соврал Винсент, чувствуя себя неудобно. Он отвернулся, когда принцесса поднялась на носочки, чтобы рассмотреть рану на плече. Она смотрела так, будто он – редкий камень, который должен вести себя соответствующе, пока его разглядывают со всех сторон. Только близость Ады не была ему противна – она пугала тем, насколько оказалась желанной.

А Адалин упивалась накрывшими ее чувствами, поглаживая ключицу кончиками свободных от когтей пальцев, которые приятно покалывало. Винсент что-то сказал, но голос его звучал издалека и приглушенно, она продолжала завороженно смотреть на свои пальцы, скользящие теперь по плечу защитника. Насколько непередаваемо волшебно, и как только у нее так получается, когда рука горит проклятым пламенем, а лицо исходит испариной. А страх, он жаркой темнотой закутал в кокон, не оставляя ни воздуха, ни пространства – одно удушье, такое, что хочется расцарапать горло в надежде найти хоть один вздох. Но руки не слушаются – когтей нет, пальцев нет, и осталась только пустота, пытающая огнем, – Ада молила всех Санкти, желая выбраться из этой западни как можно скорее.

Рассвет, осветивший комнату, едва не стал последним для пылающей в лихорадке принцессы.

Ранним утром Винсент не спал. Ночь в поместье была нестерпимой – лекари трижды прерывали его мимолетные сны, приходя осматривать гостью. Два раза тревога была ложной, но сердце Адалин, остановившееся под утро на несколько секунд, надолго отбило у Винсента желание закрывать глаза.

Мужчина открыл окно, и солнце игриво заглянуло в комнату, разгоняя уныние и апатию, нависшие над постелью принцессы. Большую часть ночи он провел в угнетающих размышлениях. К его удивлению, Флоресы со своими семейными тайнами отошли на второй план. Его мысли направились дальше, в сторону храма, хотя все естество рвалось в другую сторону. Рассматривая Аду, Винсент пытался понять, почему ему так важно сохранить ее жизнь. Он всегда был с собой честным и не скрывал симпатий к принцессе – только глухой и слепой человек не проникся бы ею. Но инстинкт подсказывал, что благосклонность – не единственное, что вело его к нарушению приказа.

Он был уверен, что Адалин не должна умереть. Не мог себе представить, что, спустя день, отделяющий их от храма, ее жизнь прервется. Винсент не верил ни в Санкти, ни в Тенебрис, но что-то внутри подсказывало, что все они упадут на землю в едином порыве, стоит только принцессе испустить последний вздох.

– Винсент.

Командир едва не подскочил, вырванный из размышлений слабым окликом. Адалин смотрела на него красными, опухшими, непонимающими глазами. На ее лице читались остатки ужаса – Винсент не знал, что она видела в своих снах, навеянных горячкой, но надеялся, что они были мимолетны.

– Я жива? – спросила Адалин, и командир понял, что она всерьез сомневается.

Не находя слов, он кивнул. Ада снова закрыла глаза и мысленно поблагодарила Санкти. Значит, это не после смерти ее ждет невыносимая боль, пожирающая тело. Она все еще может надеяться на небытие.

– Где мы? Где остальные? – тревожно спросила раненая.

– Все живы, и мы в безопасности. – Винсент счел приемлемым опустить абсолютно все подробности, включая назревающую стычку двух армий, одна из которых стекалась к поместью подобно дождевой воде. Маркус, вопреки опасениям Винсента, не отказался защитить принцессу. Он не терял зря времени и собирал силы – уже с ночи воины под окнами нарушали сонную тишину бряцанием оружия и громкими разговорами, которые Адалин, к своему счастью, не слышала.

Она не ответила. Телом вновь овладевал жар, и принцессу уносило в кошмары, из которых она мечтала выбраться. В какой-то миг стало легче – большая прохладная ладонь легла на ее лоб, и она услышала слова Винсента, перед тем как уснуть:

– Это последняя боль, которую тебе посмеют причинить.

Не спала и Фелиция. Она никак не могла перестать плакать и то и дело утирала мокрые щеки белым платком. Она просидела на коленях подле Леверна большую часть ночи. Страх, отвращение, запоздало нахлынувшая жалость и скрываемая ею беспомощность – все смешалось в груди молодой хозяйки, мешая нормально дышать. После того как Клер пришла в себя, Фелиция отвела ее брата к гостевым покоям, сухим голосом приказав служанке проследить за тем, чтобы гость уснул. В ответ он посмотрел на нее так, что у Фелиции не осталось сомнений – она еще долго будет помнить его: светлые глаза гостя оказались полны неизведанной глубины, заглянув в которую она, словно в зеркале, увидела отражение своих страхов. Он молчал, и миледи ощутила себя виноватой. Этот человек был неудобен в общении абсолютно во всех смыслах.

Фелиция направилась в кабинет Маркуса, желая поговорить, хоть и не представляла, что ему скажет. Она знала историю с другой стороны – и там, где для Леверна Маркус был безразличным родственником, она видела занятого человека, взвалившего ответственность за семью на свои плечи. Там, где Леверн был одинок, она была счастлива: жизнь в стенах поместья воспринималась ею иначе. Фелиция видела безграничную свободу, развязанные руки; никто не перечил ее увлечениям, считая, что художественный вкус девушки будет только преимуществом в глазах будущего жениха. Так и вышло, поэтому свадьба, которую Фелиция ждала как чуда, стала вершиной ее счастья, пока оно, оступившись, не полетело вниз, как со скалы. И только Маркус защищал сестру от нападок целого мира, видевшего в ней глиняный сосуд, так кощунственно выдаваемый за дорогую чашу, и был для нее опорой во всех последующих бедах.