Николас Имс - Короли Жути

– Наверняка это лучше, чем быть королем, – сказал Матрик.

– Да, – кивнул Кит. – А потом случился мор, и все перемерли – и мужчины, и женщины, и дети. Все племя. И что прикажете делать богу, если все те, кто ему поклонялся, превратились в прах?

– Ну и что же ты делал? – полюбопытствовал Муг.

– Бродил по окрестностям. Плавал. Вырезал из дерева фигурки – правда не очень получалось.

– А чем плохо бессмертие? – снова спросил Матрик.

Кит усмехнулся:

– Во-первых, цвет лица безнадежно испорчен. Когда-то я слыл красавцем, хотя теперь, конечно, не скажешь. – Он умолк и уставился в огонь, только веки чуть подрагивали. – А еще очень мучает одиночество, – наконец признался он. – Иногда я вспоминаю что-нибудь забавное или трогательное, а потом соображаю, что все это произошло несколько веков назад и все, кто об этом знал, давно умерли. И безусловно, очень тяжело без друзей, а тем более без подруг, ведь мой вид пугает людей. Дети орут и убегают в страхе, мужчины хватаются за мечи, факелы и колья, чтобы заколоть, сжечь или еще как уничтожить… Если честно, мне это ужасно надоело. Ну а женщины… они на меня не смотрят. За исключением горстки редких извращенок. А чем, по-вашему, бескровный гуль может привлечь женщину? Острым умом? Умением разбираться в винах? Увы, от моего, гм, допустим, главного достоинства толку не больше, чем от шоколадного чайника. – Он подмигнул Мугу. – Правда, не так давно один волшебник и его феноменальный фаллический филактерий помогли мне справиться с этой бедой.

– Спасибо на добром слове, – печально улыбнулся Муг.

– А ты напиши книгу, – предложил Матрик.

Кит презрительно фыркнул:

– Кому интересны горькие сетования старого ревенанта?

– О, вот и название готово, – сказал Ганелон и очередным ходом снял с доски одну из фигур Саббаты.

Дива злобно зашипела.

– Повторим? – спросил он.

– Повторим, – ответила она.

– А есть еще такие же, как ты? – осведомился Муг.

Кит покачал головой, теребя шарф, что скрывал рану на шее:

– Увы, таких, как я, больше нет. Однажды я познакомился с алхимиком. Он сотворил себе невесту-голема, из мяса и костей, но вместо мозгов у нее была дыня, оплетенная бронзовой проволокой, так что умных речей ожидать не стоило. – Ревенант вздохнул. – Судя по всему, на свете нет других дураков, которые полезли бы гладить феникса.

– А я вот рад, что мы тебя нашли, – заявил Матрик, хлопнув барда по костлявому плечу. – Кит Неубиенный… Тебя ведь так прозвали? Хорошо, что ты все это переживешь. То есть нас. В смысле, если мы того… Короче, если мы не уцелеем.

Улыбка на лице гуля зияла, будто щель в приоткрытой крышке гроба.

– Я тоже рад, что вы меня нашли. Для меня великая честь поведать о вас миру. Ваша история необычайно интересна, и я очень надеюсь, что у нее будет счастливый конец.

– Это вряд ли, – пробормотал Матрик.

– Будет, – уверенно заявил Гэб.

– Может быть, – сказал Клэй.

Его разбудила какая-то возня, бряцанье железа о камень, сдавленное сопение и слабые стоны. Клэй схватился за оружие и лишь потом сообразил, что происходит.

Судя по всему, Саббата с Ганелоном больше не играли в четверицу.

Поначалу нелепой казалась сама мысль о какой-либо близости между этими двумя. За всю дорогу они обменялись лишь парой слов, у них не было ничего общего, кроме склонности к насилию, и они дважды пытались друг друга убить. Помнится, при первом знакомстве в Контове дива прижала Ганелона к полу тяжелым сапогом и заявила, что будет последней любовью его жизни.

Клэй, поразмыслив над всем этим, решил, что, в общем-то, все сходится. Вдобавок и она, и Ганелон молоды (ну, Ганелон сравнительно молод), а наутро их всех ждет страшное испытание. Когда-то и Клэю было хорошо знакомо это чувство: перед битвой или перед очередным походом в Жуть он всегда ощущал некое… не отчаяние, а беспомощное, безнадежное чувство полной раскрепощенности. Свободу.

Допустим, понятно, что нужно Ганелону, – он девятнадцать лет простоял каменным истуканом. А вот что нужно Саббате? Угадывать желания женщин Клэй был не мастак, особенно таких непростых женщин, как Саббата. Он ничего не знал о ее прошлом, но было очевидно, что счастливым его не назовешь. Старое присловье гласило: «Блюдце гоблинской работы сразу видно». Оно означало – как считал Клэй, – что красивые вещи не создаются недобрыми руками, а дива, похоже, была здорово искорежена жизнью.

А вот блюдце самого Клэя было хрупким и давным-давно раскололось бы, если бы не Джинни. Внезапно его охватила невыносимая тоска – жгучая, будто угли, аж в груди защемило.

Наконец он с ней сладил. В пещере все стихло, только завывал неугомонный ветер, басовито похрапывал Матрик и изредка шелестели страницы – Кит не спал. Он сидел у входа в пещеру и при свете звезд читал какую-то книгу, заимствованную у Муга.

Уже в полудреме Клэй услышал снова тихое перешептывание:

– Повторим?

– Повторим.

Клэй решил, что тот, кто дал Стылому тракту его название, сыграл над путниками дурную шутку. Ну или все они с ума спятили. Только этим можно было объяснить, почему они пошли Стылым трактом. Стылый-то он стылый, только вовсе никакой не тракт. И вообще не дорога. Даже не тропа.

Началось все с крутого откоса, заваленного острым сланцевым щебнем, на котором подошвы сапог скользили и съезжали, так что волей-неволей приходилось помогать себе руками. Короче, когда Клэй осилил проклятый откос, ладони были изрезаны в лоскуты. На полпути наверх Матрик подвернул ногу и охромел. Хорошо, что Ганелон вовремя ухватил его за шиворот и потащил за собой, а не то бывший король так бы и покатился кубарем в самый низ.

На вершине Матрик одернул камзол, пригладил волосы и сказал:

– Спасибо. Слушай, а чем ваша игра в четверицу закончилась?

Ганелон подозрительно зыркнул на него.

– Ну, ты хоть что-то выиграл? – без всякого подвоха спросил Матрик.

– Все, – удовлетворенно ответил Ганелон.

– Как это? – удивился бывший король.

Но южанин уже отвернулся. В приступе великодушия, случавшемся не чаще встреч с совомедведом, Ганелон вызвался нести котомку Гэбриеля, в которой теперь сидели осиротелые совомедведики. К счастью, они затихли после того, как Муг накормил их завтраком – овсянкой, изо рта в клювики, как с содроганием вспоминал Клэй.

После откоса Стылый тракт превращался в извилистую тропку, вьющуюся по склону горы. Вверху, на уступе, Клэй заметил стадо тощих коз. Их вожак, козел с длинной, до самой земли, бородой громко заблеял, предупреждая остальных: «Эй, гляньте на этих мудаков!»

На тропе то и дело встречались завалы и осыпи, их приходилось расчищать руками. Эттин лучше всех справлялся с этой работой. Грегор, хитро подмигнув остальным, впарил Дейну что-то о кладах и сокровищах, и, хотя всякий раз поиски оказывались безуспешными, Дейн не терял надежды.