Кристель Дабо - Тайны Полюса [litres с оптимизированной обложкой]

Торн смотрел куда-то в сторону. Слушал ли он ее?

– С другой стороны, – рассуждала Офелия уже громче, – Арчибальд чуял ловушку. Это я сразу прочитала . Но тогда почему же он попался на удочку?

– Откуда я знаю? – пробурчал Торн.

Офелия решила не настаивать. У нее раскалывалась голова – то ли от насморка, то ли от недосыпания, то ли от когтей Торна. Он мог даже не отдавать себе в этом отчета, но излучаемый им гнев проникал в спинной мозг Офелии, давая о себе знать болезненной пульсацией.

С тех пор как они ушли из Лунного Света, девушка не могла сделать и шага в сторону, не выслушав какой-нибудь резкости от Торна. Он следовал за ней повсюду, как тень, видимо, считая, что патруля жандармов недостаточно. По нахмуренным бровям было видно, как сильно он рассержен на нее, особенно с тех пор, как она прочитала колечко от часов.

Но неужели Торн думал, что невеста воспользовалась его отсутствием и кинулась к Фаруку, умоляя назначить ее Главной чтицей , чтобы хвастаться потом оказанным ей высоким доверием? На самом деле она умирала от страха при мысли, что найдет трупы или, что еще хуже, вообще никого не найдет. И в довершение всего, вместо того чтобы рассердиться на Торна за его непонятливость, она чувствовала себя действительно виноватой, как будто отчасти заслужила его гнев.

Офелия знала: все дело в том поцелуе на городской стене, при одном только воспоминании о котором у нее снова начинали гореть уши.

– Не могли бы вы… остановиться на минутку… прошу вас! – послышалось сзади.

Жандармы повернулись одновременно, и Офелия с Торном чуть не налетели на них. Отставший барон Мельхиор вытирал кружевным платочком свой тройной подбородок под дрожащим светом уличного фонаря. Его лицо блестело от пота.

Он остановился прямо перед входом в заведение «Иллюзион». Гирлянда из красных лампочек, обрамлявшая вывеску, уже давно не горела. Витрины были оклеены рекламными афишами и покрыты пылью.

– Уж не вознамерились ли вы… ускользнуть… от вашего наставника? – не без лукавства спросил барон Мельхиор, обмахиваясь шляпой.

Это была последняя причуда матери Офелии. Она согласилась вернуться в отель только при условии, что министр элегантных искусств будет выполнять роль «наставника» ее дочери. Как будто Офелии мало было его участия в роли помощника!

– Мы должны как можно скорее нагрянуть в мануфактуру, – проворчал Торн. – Если они узнают, что мы идем туда, никакой внезапной инспекции не получится.

– Я не привык столько ходить пешком, – оправдывался барон Мельхиор. – И боюсь испачкать свои новые туфли.

От того, как бездарно тратилось драгоценное время, Офелия испытывала невыносимые муки. На каждом этаже, при каждой пересадке, на каждом углу всё новые жандармы требовали предъявить документы, а также разрешение на их присутствие в коридорах, закрытых для простых смертных. При таких мерах безопасности даже мышь, вздумавшая перебежать улицу, была бы немедленно поймана.

– Дело очень щекотливое, – объявил барон Мельхиор. – Не так ли, господин интендант?

Барон Мельхиор все время озирался, высматривая что-то сквозь густые уличные испарения. Офелия уже не впервые замечала это. Несмотря на внешнюю невозмутимость и постоянное присутствие охраны, он, похоже, страшно боялся внезапного нападения.

– Конечно, меня, как представителя Миражей, беспокоит исчезновение моих кузенов, и я хочу, чтобы правосудие свершилось, – продолжал он, понизив голос. – Но как министр, хочу напомнить, что мы были обязаны матушке Хильдегард Розой Ветров, соединявшей наши ковчеги, а теперь этот переход закрыт. Если мы плохо обойдемся с кем-то из жителей Аркантерры, они никогда не откроют переход, и нам придется распрощаться с их специями и вкуснейшими апельсинами. Сейчас след голубых песочных часов ведет нас к матушке Хильдегард, но пока ее вина не доказана, с ней нужно обращаться крайне учтиво, – пропел барон Мельхиор, повернувшись к жандармам и особо подчеркивая два последних слова. – Если нам повезет и мы найдем ее в мануфактуре, я предлагаю взять ее под арест и поместить в камеру, из которой она не сможет выйти, несмотря на все свои таланты, – но только на время расследования и не применяя насилия. Мы поняли друг друга, господа?

Не обменявшись ни взглядом, ни словом, жандармы щелкнули каблуками, что, видимо, означало согласие.

– Если Матушка Хильдегард замешана в похищении Арчибальда, – пробурчал Торн, – я лично пошлю ей в тюрьму цветы.

– Считайте, что я этого не слышал, – меланхолично заметил барон. – Ну вот, я уже отдышался и готов идти дальше. А вы идете, мадемуазель Главная семейная чтица ?

Офелия бросила последний взгляд на «Иллюзион», на его запыленные витрины и потухшие красные лампочки. И когда вся инспекция, после очередной проверки документов, вошла в лифт, девушка задала барону Мельхиору вопрос, который не давал ей покоя:

– Это заведение принадлежало вашей сестре?

Барон Мельхиор, поправлявший волосы перед зеркалом кабины, явно смутился.

– К моему великому стыду, да. Слава богу, его закрыли. Кунигунда – прекрасный художник, но ей следовало поставить свой талант на службу прекрасному, а не пошлости.

Офелия покачала головой. Это было не то, что она хотела узнать.

– Ваша сестра утверждала, что ее «Иллюзионы» разорились из-за конкуренции. Из-за конкуренции с песочными часами Матушки Хильдегард, – уточнила она.

Барон Мельхиор вынул из кармана изящную металлическую баночку, достал из нее шарик душистого воска и тщательно умастил свои длинные усы, придав им почти вертикальное положение.

– Суровые законы рынка, – вздохнул он. – Признаться, я и сам приобрел несколько акций мануфактуры Матушки Хильдегард. Впрочем, я уже сомневаюсь, что это была хорошая сделка, – добавил он, поразмыслив. – Если мы получим убедительные доказательства, что голубые часы опасны, можете себе представить, какой разразится сканда…

– Последний раз, когда я видела мадам Кунигунду, у нее было много голубых часов, – перебила его Офелия. – Гораздо больше, чем нужно одному человеку. Она просила меня никому не говорить об этом, но, учитывая то, что сейчас происходит, я не могу больше молчать.

От изумления усы барона Мельхиора разом поникли.

– Боже, как неприятно! Моя сестра, конечно, не ангел, но, клянусь своими новыми туфлями, она не занимается незаконной торговлей.

Офелия вопросительно взглянула на Торна, ожидая его реакции, но он нахмурился и отвернулся, словно по-прежнему был зол на нее. Неужели она опять допустила оплошность?

Спустившись в лифте последний раз и подвергшись еще трем проверкам документов, они оказались у ворот здания, на которых висела большая поблекшая вывеска: