Кристель Дабо - Тайны Полюса [litres с оптимизированной обложкой]

– Теперь это вещественные доказательства. Если госпожа Хильдегард захочет получить их обратно, ей придется подать в интендантство официальный запрос.

– Торн, пожалуйста!

Офелия настойчиво потянула его за рукав, чтобы он взглянул на управляющего. Тот стоял, не отрывая взгляда от протокола, и пошатывался, как будто земля уходила у него из-под ног.

– Вот только без обмороков, они вам не помогут, – рассердился Торн. – Это приказ о предварительном заключении, а не приговор. Вас освободят, как только госпожа Хильдегард будет найдена и расследование покажет, что вы не представляете угрозы общественной безопасности. Если госпожа Хильдегард – честный предприниматель, как вы утверждаете, она сама предстанет перед правосудием вместо вас.

– Ну, предположим, – бросил управляющий, почесывая седую голову под фуражкой. – Но моя жена устроит мне нагоняй. А мои мастера – им-то что делать, пока меня не будет?

Глаза Торна метали молнии.

– Пусть наймут достойного бухгалтера и наведут здесь порядок. К вашему сведению, у вас четырнадцать штук бракованных часов, двадцать три кровати в ряду плохо выровнены по прямой, и в лестничных пролетах разное количество ступенек.

Глаза Офелии широко раскрылись от удивления. Она не знала, какие мысли скрываются за широким лбом Торна, но с ним явно было что-то не так. Ей-то вообще не приходило в голову считать ступеньки лестниц, ведь они в любом случае вели к цехам. Девушка прижала больную руку к груди; ей хотелось надеяться, что она не полетит во второй раз кубарем вниз. Но пока не станет ясно, замешана ли в этом Владислава, ей не будет покоя…

Если все дни Торна похожи на ее сегодняшний день, то понятно, отчего у него такие запавшие глаза.

Офелия была слишком взбудоражена, чтобы думать об отдыхе, и почувствовала раздражение, когда по возвращении в контору Матушки Хильдегард Торн властно указал ей на стул, как непослушному ребенку.

– Я должен провести детальную проверку бухгалтерских счетов. Оставайтесь здесь и ничего не трогайте, пока я не закончу, – проговорил он сквозь зубы. – А вы, – обратился он к жандармам, – конфискуйте все песочные часы, в том числе и те, что находятся в процессе изготовления.

Жандармы дружно, с громким топотом, устремились в цех. Барон Мельхиор шел сзади и от имени министерства элегантных искусств умолял их не зверствовать.

Настроение Торна было настолько скверным, что Офелия решила не усугублять его. Она сидела подавленная, не зная, что делать дальше. Бросив взгляд на часы, девушка поняла, что через восемнадцать часов связь между Паутиной и Арчибальдом исчезнет. А она так и не узнала, где посол находится; хуже того, у нее не появилось ни одной зацепки, ни одного следа.

Она снова оказалась в тупике.

Пока Торн изучал бухгалтерские книги, девушка начала осматривать комнату. Не будь здесь хозяйкой Матушка Хильдегард, это была бы типичная бухгалтерия – с металлическими шкафчиками, кассовым аппаратом и тремя телефонами. Но все шкафчики и ящички оказывались гораздо глубже, чем выглядели снаружи: Офелия видела, как глубоко погружается каждый раз рука Торна, проверяющего их содержимое. Повсюду на стенах красовались одинаковые натюрморты, изображавшие корзину с апельсинами. Офелия никогда еще не встречалась с такой одержимостью одним фруктом.

– Немсье… меньсе… месье? – попытался что-то сказать косоглазый жандарм.

Он стоял в конторе, с трудом удерживая папки, которыми нагрузил его Торн, и шевелил своими загнутыми вверх усами, словно подавлял желание почесать ими нос.

– Вы мне мешаете! – пробурчал Торн, перекладывая ему на руки новую груду папок.

Если сначала Офелия испытывала благодарность к этому жандарму, который все-таки спас ей жизнь, то теперь она чувствовала себя очень неуютно в его присутствии. И причиной было не косоглазие, а устремленный на нее пристальный, холодный взгляд, в котором не читалось и намека на дружелюбие – словно он изучал какое-то нелепое существо в музее диковинок.

Офелия встала со стула и подошла к стеклянной перегородке, отделявшей контору от цеха.

Было видно, как жандармы бросают часы в большие мешки согласно приказу Торна. Пожилые мастера смотрели на них, не смея протестовать. Управляющий сидел на табурете, закованный в наручники.

Только Гаэль, посреди всеобщего оцепенения, возмущенно стучала кулаком по столу. Офелия смогла легко прочитать по ее губам слово «невиновна», с которым она обращалась к барону Мельхиору. Останутся ли они подругами? Офелию мучило неприятное чувство вины, ей казалось, что она заняла не ту сторону, как будто истинным виновником было правосудие. Может, в этой истории служащие Матушки Хильдегард были жертвами, а не соучастниками?

Девушка решительно повернулась к Торну и ударилась коленом об стул.

– Документы теперь принадлежат интендантству, ведь так?

– Я не разрешаю.

– Что?

Громовой ответ Торна ошеломил Офелию. Он быстро листал страницы записной книжки Матушки Хильдегард, мгновенно запоминая контакты.

– Вы собирались попросить у меня разрешение читать документы, – сказал он, не глядя на нее. – Я не разрешаю. И точка.

Офелия не верила своим ушам.

– Даже если чтение позволит определить похитителя? Даже если оно поможет одним людям спасти жизни, а другим – сохранить работу?

Торн усталым движением захлопнул очередной шкафчик.

– Если вы прочитаете запись от двадцать третьего марта, которая позже была фальсифицирована, то сможете ли вы однозначно определить автора подделки?

– Нет, – пришлось признать Офелии. – Когда я проникаю в душу человека, мне только изредка удается определить его имя, лицо и день, в который он вошел в контакт с объектом. Но я могу попытаться установить личность по совокупности признаков.

Торн распахнул следующий шкафчик и, поднеся к нему лампу, заглянул в глубину. Вооружившись носовым платком, он осторожно извлек из него несколько заплесневелых апельсинов, которые тут же наполнили комнату отвратительным запахом.

– Вы представляете, сколько людей с марта месяца могло побывать в конторе и поработать с цифрами в отчете? Должен ли я считать виновными всех, чьи личности мадемуазель Главная семейная чтица посчитает «установленными»? Вы предлагаете мне доказательства, не имеющие юридической силы, – прибавил он торопливо, даже не посмотрев на Офелию. – Нам нужны объективные факты, а не предположения, из-за которых мы потеряем драгоценное время.

Офелия не страдала гордыней, но никогда еще не чувствовала себя такой униженной. Тем более что в глубине души она понимала: Торн прав. Чем больше разных людей в разное время держало документы в руках, тем труднее они поддавались экспертизе. Регулирующее колечко в часах и бухгалтерский отчет требовали совершенно разного чтения . А ведь на кону стояли человеческие жизни…