Кристель Дабо - Обрученные холодом [litres]

Беренильда пришла в себя первой.

– Боже, ну что за манеры! – шутливо упрекнула она племянника. – Неужели нельзя было послать слугу объявить о своем приходе! Ты застал нас врасплох.

Торн выбрал кресло, не занятое грудами подушечек и кружев, и уселся, с трудом согнув слишком длинные ноги.

– Мне нужно было доставить кое-какие документы в кабинет посла. Заодно я пришел узнать, как вы себя чувствуете, тетушка. Я ненадолго.

Услышав это, сестры Арчибальда облегченно вздохнули. А Офелия, стоявшая в углу, с трудом заставляла себя придерживаться роли лакея и не глядеть в лицо Торну. Она слышала, что его недолюбливают, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть это своими глазами. Интересно, знал ли он, кто скрывается за личиной Мима? Догадывался ли о том, что невеста находится в комнате и видит его непопулярность?

Но, казалось, Торн был совершенно безразличен к тому, что внушает робость окружающим. Положив на колени портфель, он разжег трубку, не обращая внимания на укоризненное покашливание вокруг себя. И одним движением бровей отказался от чашки чая, которую поднесла ему тетушка Розелина. Трудно было понять, кто из них двоих при этом более презрительно поджал губы.

– Господин интендант! – с сияющей улыбкой воскликнул барон Мельхиор. – Я счастлив вас видеть, вот уже много месяцев я добиваюсь вашей аудиенции!

Торн обратил на него стальной взгляд, который напугал бы кого угодно, но только не толстяка-барона. Он с довольным видом потирал руки, украшенные кольцами.

– Мы все ждем не дождемся вашей свадьбы, знаете ли! Однако столь торжественная церемония не терпит импровизации, не устраивается в последний момент. Я уверен, что это хорошо известно такому пунктуальному человеку, как вы. Так вот, я мечтаю создать для избранницы вашего сердца самое очаровательное подвенечное платье на свете!

Офелия поперхнулась и с трудом подавила приступ кашля.

– Я оповещу вас ближе к делу, – мрачно ответил Торн.

Ловким движением фокусника, достающего кролика из цилиндра, барон вынул из своей шляпы блокнот.

– Только один вопрос. Вы можете сообщить, какой размер носит ваша избранница?

Офелия была готова провалиться сквозь землю: она попала в самую щекотливую ситуацию в своей жизни.

– Я этим не интересовался! – громко отрезал Торн.

Нафабренные усики Мельхиора поникли, улыбка угасла, а татуированные веки растерянно заморгали; он убрал свой блокнот.

– Как вам будет угодно, господин интендант, – сказал барон со зловещей кротостью.

Он закрыл свой саквояж с лентами и собрал шляпы в картонку. Офелия была уверена, что барон смертельно оскорблен ответом Торна.

– Желаю дамам здравствовать, – пробормотал он и удалился.

В будуаре воцарилась тягостная тишина. Маленькая Дульчинетта, прижавшись к коленям старшей сестры, с отвращением глядела на шрамы Торна.

– А ты совсем исхудал, – посетовала Беренильда. – Неужели не успеваешь поесть на всех этих министерских приемах?

Гурманда подмигнула сестрам и с хитрой улыбкой подошла к креслу гостя.

– Нам не терпится увидеть вашу юную невесту с Анимы, господин Торн, – проворковала она. – Вы такой скрытный!

Офелия начала волноваться всерьез. Ей не хотелось быть предметом обсуждения, и она молила Бога, чтобы девицы не проговорились о ее встрече с Арчибальдом. Торн молчал и смотрел на свои часы.

– Может, вы хотя бы скажете нам, на кого она похожа? – расхрабрившись, спросила Гурманда.

Торн устремил на нее такой свирепый взгляд, что она перестала улыбаться.

– Я могу вам сказать, на кого она НЕ похожа.

За бесстрастной маской Мима Офелия изумленно подняла брови. Что он имел в виду?

– Мне пора в интендантство, – объявил Торн, защелкивая крышку часов.

Он встал и в два шага вышел из будуара. Офелия закрыла за ним дверь, растерянная вконец. Стоило ли ехать так далеко из-за пары минут…

В будуаре тотчас возобновилась беседа, как будто ее никто и не прерывал.

– О, мадам Беренильда, вы не согласились бы выступить вместе с нами в весенней Опере?

– Вы были бы великолепны в роли Изольды!

– А главное, на спектакле будет монсеньор Фарук. Вот удобный случай напомнить ему о себе!

– Может быть… – рассеянно отвечала Беренильда, обмахиваясь веером.

«Уж не сердится ли она?» – подумала Офелия, сморкаясь тайком. Но она поняла причину озабоченности хозяйки секундой позже, когда та указала веером на пол:

– Что это там, на ковре?

Офелия присела на корточки у кресла, на котором сидел Торн, и подняла с пола красивую серебряную печать.

– Да это же печать интендантства, – определила Клермонда. – Ваш уважаемый племянник, наверно, расстроится, заметив пропажу.

Поскольку Офелия стояла, не зная, что делать, Беренильда хлопнула ее веером по руке и раздраженно приказала:

– Ну, чего ты ждешь! Иди же, отнеси ему печать!

Офелия разглядывала тоненький силуэт Мима, отражавшийся в зеркале на стене. В зале ожидания были только двое – она сама и какой-то аристократ. Он нервно теребил цилиндр и нетерпеливо поглядывал на дверь секретариата. Это был дородный человек в тесноватом для него костюме, с татуированными веками. С момента своего появления он непрерывно смотрел на каминные часы. Девять двадцать. Десять сорок. Одиннадцать пятьдесят пять. Четверть первого ночи.

Офелия подавила вздох. Мираж, в отличие от нее, хотя бы не ждал с раннего утра. Проблуждав по коридорам с бесчисленным количеством лифтов, она разыскала наконец помещение интендантства и целый день простояла здесь на ногах. Девушка старалась не смотреть на множество пустых кресел и на буфет, где были расставлены чашки с кофе и бисквиты. В статусе лакея она не имела права ни на кресло, ни на угощение.

От усталости у Офелии все плыло перед глазами. Разумеется, она могла бы просто сдать находку в секретариат, но понимала, что этого делать нельзя. Вероятно, Торн оставил печать умышленно, потому что хотел встречи с Офелией.

Наконец дверь с тонированным стеклом отворилась, и оттуда вышел секретарь в высоком парике.

– Господин советник, прошу вас следовать за мной, – с поклоном обратился он к Миражу.

Посетитель с недовольным бурчанием прошел в секретариат, и Офелия осталась одна. Не вытерпев, она схватила чашку кофе, обмакнула в него бисквит и рухнула в ближайшее кресло. Кофе уже остыл, да и глотать ей было больно, но она умирала с голоду. В конце концов девушка съела все бисквиты, дважды высморкалась и тут же задремала.

Через час дверь открылась, и Офелии пришлось вскочить. Советник удалился, еще более недовольный, чем вначале, а секретарь захлопнул дверь, даже не взглянув на Мима.

Поколебавшись, девушка постучала, чтобы напомнить о себе.