Фрэнсис Хардинг - Остров Чаек

Но где же они? Тут были караваны шаркающих вьючных птиц, груженных обсидианом, добытым из шахт в горных склонах, и мелкие потоки воды, что с ревом низвергались с высоты Повелителя и Скорбеллы на Скорбную Лощину. И тут должны были быть десятки хитроплетуний, продающих товары рабочим или рыщущих в речной гальке в поисках оброненных кусочков вулканического стекла.

По обеим сторонам главной улицы тянулись деревянные дома, на дощатых стенках которых виднелись отметины после паводков, а пальмовые листья на крышах обтрепались и посерели. Работники, проводившие дни напролет на рисовых полях по пояс в воде, верно, приносили с собой уйму грязи – роняли ее по дороге домой под громкое неодобрение соседей. Однако Гиблый Город славился добычей обсидиана. Было что-то резкое и колючее в выражении бледных лиц шахтеров, которые выстроились в очереди у лотков покупателей в ожидании, когда взвесят добычу. Под холодными, жесткими и любопытными взглядами Хатин задрожала. Здесь не было улыбок, а значит, не было и хитроплетов.

Хатин незаметно сняла пояс и обернула кушак вокруг головы, чтобы скрыть выбритый лоб. Теперь она только радовалась, что покрыта белым пеплом, хотя прежде боялась, что тот привлечет к ее персоне излишнее внимание. Оказалось, пепел и только пепел скрывает племенную вышивку на юбке. Одной рукой Хатин прикрыла предательскую улыбку, как будто собиралась чихнуть.

Время от времени она невольно ощущала проблески надежды. У лавки ремонтника молодая женщина чистила верстак: движениями и внешностью она напоминала маму Говри. Но вот женщина подняла взгляд и посмотрела на Хатин без улыбки, да и вообще без каких-либо молчаливых знаков, при помощи которых даже незнакомые хитроплеты привечали друг друга. Заметив юношу, полирующего металлической щеточкой кусок янтаря, Хатин подошла ближе: на руке у него имелся неровный порез от коралла, как и у многих молодых ныряльщиц из ее деревни, однако нижняя губа у него была выкрашена соком ягод. Значит, он происходил из племени горького плода.

Одна хижина стояла особняком, и от нее несло горячими забродившими фруктами. Снаружи сидели мужчины всех возрастов и потягивали из маленьких деревянных пиал дымящуюся жидкость. Какой-то седой старик, отпив из своей, поморщился, и на мгновение Хатин показалось, что она разглядела проблеск драгоценных камней у него в зубах. Встав за насосом у колодца, она стала следить за ним.

Прошлая жизнь оставляет отметины на поведении, так же как паводки оставляют отметки на берегах. Попивая из пиалы, старик машинально прикрывал ее ладонью с наветренной стороны – защищая от песка, которого не было. А потом заботливо провел кончиком мизинца по кромке чашечки. Это был один из многих небольших и необъяснимых ритуалов, которые папа Раккан исполнял тихо и бесстрастно. «Все хорошо, папа Раккан обо всем позаботится, все его поступки имеют причину».

Чувствуя, как сердце в груди бешено заколотилось, Хатин покинула укрытие и приблизилась к старику.

– Папа.

Выражение на лице старика сделалось жестче, морщины у рта – глубже.

– Я папа-нет, – коротко ответил он. Встав и даже не глядя на Хатин, надел пару заношенных башмаков. Видно, понял свой промах. Он ответил на просторечи, а ведь Хатин обратилась к нему на хитроплетском, как к отцу или жрецу.

Он бросил монету торговцу и пошел дальше, и Хатин увязалась за ним. Через две улицы он встал и развернулся к ней.

– Я дать ничего! Пошла!

Он зло всплеснул руками, и Хатин отступила немного, но потом снова пошла за стариком. Тот поджидал ее за углом и схватил за плечо.

– Хитроплет здесь нет! Ты вещи узел-бери беги-назад берег! Пошла!

Он прошел к ветхой халупе из потемневших от времени и погоды досок и скрылся за плетеной ширмой. Хатин уселась на столбике снаружи, а через несколько мгновений старик показался, неся в руках пару лепешек и закупоренную бутыль в кожаном чехле.

– Бери. Иди обратно берег. Вода бери ручей, хорошая. Пошла!

– Папа… – тихо на хитроплетском произнесла Ха-тин. – Я ищу «Возмездие».

Он посмотрел на нее сердито и нерешительно, затем схватил за руки и вывернул их внутренней стороной кверху.

– Что ж, ты не найдешь их, – пробормотал он в ответ на хитроплетском. – Найти могут только мстители. Если у тебя нет татуировки искателя мести, они убьют тебя уже за то, что ты зашла в джунгли – на их территорию. – Он вернулся в хижину и задернул за собой ширму, давая понять, что разговор окончен.

Их джунгли… Где же еще? Свечной Двор – земли, населенные призраками, горожане туда не суются. К тому же хитроплеты особенно гордились собой, устроив логово в месте, напоминающем об их позоре и боли. Они словно бросали вызов: «Мы примем все, что вы сделаете с нами, и обернем себе на пользу». Однако требовались указания пути точнее, чем просто «джунгли», иначе «Возмездие» не отыскать.

Хатин взглянула на лепешки и, как обычно, испытала угрызения совести, но не за свое желание подкрепиться. Арилоу долгое время одна и наверное уже умирает с голоду.

Незадолго до заката старый жрец снова выглянул за плетеную дверь и увидел уже не одну, а двух девочек.

– Вы, дети, словно кошки! Накорми одну – и вот уже под ногами сотни мяукают! – Он перевел взгляд на Арилоу, рассматривая ее покрытые синяками ноги и растрепанные волосы.

– Она – дурочка, – поспешила сказать Хатин.

– Тогда ходи с ней побираться! Мою кладовую доброты вы уже опустошили.

Через час, когда старик снова выглянул на улицу, девочки никуда не делись – покрытые белым пеплом, словно сахарной пудрой. Младшая, молчаливая и упрямая, твердо смотрела на дверь. Старик приподнял для них ширму, и они смиренно и без малейшего звука прошли внутрь: младшая наклонилась, направляя заплетающиеся ноги старшей, чтобы та могла подняться по деревянным ступенькам.

Откупорив кувшин с рыбьим жиром, старик смочил в нем куски лепешек и вложил в руки Хатин.

– Понимаешь ли, мне твоя история известна.

При этих словах сердце Хатин испуганно встрепенулось, но потом она сообразила, что старик не может ничего знать о том, как две сестры бежали от линчевания толпы. Отчаянный рывок через горы помог им сберечь три дня пути. Новостям из Погожего придется добираться до Гиблого Города окружным путем, перевалами.

– Она ведь не нова, – продолжал старик. – Твой отец или старший брат отправляется на поиски мести и не возвращается, и вот тебе в голову приходит, будто ты можешь отыскать его и привести назад, и все у вас будет как прежде. – Он вздохнул. – Как прежде никогда не бывает. Мститель всегда становится кем-то другим. Прощаясь с ним, прощаешься навек.

Голос его звучал грубо, как всегда, когда добрый человек заставляет себя говорить горькую правду.