Грег Вайсман - World Of Warcraft. Traveler: Извилистый путь

Арам рассеянно кивнул, и взгляд его сам собой скользнул по рисункам на столе, за плечом Мавзоля.

Заметив это, Мавзоль сказал:

– Думаю, ты помнишь, что я работаю на мероприятиях МИГА в качестве официального художника. Вот только ты, мальчик, мне сильно помешал.

– Я?

– Именно. Когда пришло время изобразить тебя, какой-то мурлок столкнул тебя в воду.

– Он спасал меня.

– Да, за тобой гнались эти огры. Это мне тоже сильно помешало. Когда ты выиграл, я решил, что нарисую тебя по завершении круга почета. Но ты исчез. Пришлось вместо тебя нарисовать малыша Залатая.

Мавзоль развернулся к столу вместе с креслом – да-да, вместе со всем сиденьем, неподвижными остались только ножки! После этого сиденье с Мавзолем поднялось на целый локоть, и он оказался в самой удобной для рисования позиции. И, наконец, над спинкой кресла с жужжанием поднялось сверкающее овальное зеркало в виде створки раковины с факелом внутри, озарившее стол ярким светом. Хитроумное устройство привело Арама в изумление, но в эту ночь он успел пережить столько изумительного, что вовсе не удивился волшебному креслу почтенного старого гоблина. Если бы это кресло вдруг взлетело в воздух, пожалуй, он только и сказал бы: «Ну да, как же иначе». (Впрочем, нужно заметить, летать это кресло не могло.)

Развернувшись назад, Мавзоль показал Араму законченный рисунок, изображавший Залатая, сидящего на плечах Газлоу и держащего в руках кубок – огромный, немногим меньше самого Залатая. Рисунок был выполнен просто мастерски – изящно и абсолютно точно.

– Быть может, попозируешь мне сейчас? – спросил Мавзоль.

– Хорошо, если и ты попозируешь мне, – ответил Арам.

– Так ты рисуешь?

Арам уже вытаскивал из кармана блокнот и жалкий огрызок угольного карандаша. Увидев последний, гоблин нахмурился.

– И это все, что у тебя есть для рисования? – спросил он.

Арам кивнул.

– Возьми.

Склонившись вперед, Мавзоль вручил Араму три новехоньких угольных карандаша, принял из его рук блокнот и принялся медленно – мучительно медленно – листать страницы. И, наконец, сказал:

– Прекрасно, мальчик. Просто прекрасно. Настолько, что я даже немного завидую: такое мастерство в такие нежные годы…

– Ты правда так думаешь?

– Я это знаю.

– Твои рисунки тоже прекрасны, – с восторгом сказал Арам. – Просто изумительны! Я сразу это понял, как только увидел «Пернатых обитателей Азерота» на полке у отца.

– Я рад, что он сберег ее. Но хочешь взглянуть на нечто действительно изумительное? – спросил Мавзоль, кивнув в сторону еще одной двери.

Арам опустил взгляд, проверяя, как там компас. Что, если осколок кристалла – здесь, у Мавзоля? Что, если отец оставил его почтенному старому гоблину на хранение? Но компас вел себя довольно спокойно. Тогда Арам взглянул на Макасу, подумав, что ей наверняка не терпится уйти – точно так же, как Сильверлейну Торну. Но, судя по всему, знакомство Мавзоля с Грейдоном увлекло и ее.

Мавзоль спрыгнул с кресла, взял свечу, и гости последовали за ним к двери в соседнюю комнату.

За дверью оказалась какая-то машина.

– Это пресс, – пояснил Мавзоль.

– Вроде тех, которыми выжимают яблоки… или виноград?

– Это печатный пресс. И выжимает он нечто куда более ценное, чем фруктовый сок. Он, так сказать, выжимает мысли, слова, изображения – и прямо на бумагу! На нем печатают книги!

С этими словами Мавзоль повернул рукоять, и из пресса вылетели несколько листов пергамента. Мавзоль кивком указал на них, и Арам взял один в руки. Это оказалась копия портрета Залатая с Газлоу. Нет, не еще один, не другой рисунок – рисунок был в точности тем же самым! Арам поднял второй лист пергамента, третий… Все они были точными копиями того же портрета!

– Но как такое возможно? – выдохнул он.

Мавзоль рассмеялся и показал, как действует печатный пресс. От начала до конца. Все это оказалось для Арама настоящим волшебством, но волшебством логичным и понятным. Пластины для печати рисунков. Строки свинцовых литер для печати текста. Смазанный краской валик. И рукоять. К концу урока он разобрался во всем. Однако это не сделало печатный пресс хоть чуточку менее волшебным!

Пролистав стопку оттисков, отпечатанных прежде, Арам обнаружил картинку с изображением солоноводной чайки, тут же показавшейся ему невыразимо дорогой и близкой, и сказал Мавзолю:

– Когда мы заблудились в море, я увидел этих чаек и понял, что берег недалеко. Потому, что прочел об этом в твоей книге!

– Вы заблудились в море?!

Похоже, Мавзоль успел забыть историю приключений Арама – по крайней мере, на минуту, – но тут же спросил, не хочет ли мальчик оставить оттиск себе, на память.

Арам широко улыбнулся и поблагодарил хозяина, но тут же с опаской спросил:

– А свернуть его можно?

Гоблин пожал плечами.

– Это всего лишь оттиск. Если хочешь, можешь хоть сжечь. Только после того, как уйдешь – чтобы я не видел.

Арам бережно сложил лист и спрятал его между страниц блокнота.

– Нет, жечь я его не стану. Просто здесь для него самое надежное место.

Оба сели позировать друг другу. За работой Мавзоль сказал:

– Судя по тому, что я видел в твоем блокноте, ты начал рисовать кое-что по памяти.

– Ты можешь отличить?! Хотя это, наверное, очевидно. По памяти у меня выходит гораздо хуже, чем с натуры.

– Погоди-погоди, – возразил Мавзоль. – Этого я не говорил. Более того, я рекомендовал бы пробовать чаще. По меньшей мере, это прекрасное упражнение. И дополнять рисунки кое-какими воображаемыми деталями тоже отнюдь не повредит. Попробуй. Или, вернее сказать, пробуй почаще.

Арам улыбнулся, рисуя в блокноте одним из новых карандашей.

– Если уж ты так советуешь, попробую обязательно.

Вскоре оба закончили работу, и Мавзоль подал Араму его портрет.

– Для меня это лишь первый шаг, – сказал он. – Набросок сделан; рисунок можно закончить позже, не торопясь.

Набросок портрета Арама, сделанный Мавзолем, был так же изящен и точен, как и все остальные его рисунки. Настолько, что Араму даже неловко стало показывать гоблину свою работу. Но Мавзоль настоял на этом, и, очевидно, остался очень доволен результатом.

– Ты придал мне такой почтенный вид, – сказал он. – Сказать откровенно, я рисую лучше тебя. Но, если быть откровенным до конца, в твоих рисунках больше жизни. Их персонажи дышат, живут! Конечно, одна из причин этого – грубоватость, незавершенность. Но, уж поверь мне, мальчик: у тебя талант. Настоящий талант.

Арам едва не воспарил над табуретом, но тут Макаса сказала:

– Скоро рассвет. Очень жаль, но нам пора идти.