Грег Вайсман - World Of Warcraft. Traveler: Извилистый путь

Фейрин взглянула вниз… а затем медленно подняла голову и встретилась взглядом с Арамом. И вновь ее голос достиг не только его ушей, но и проник в самую душу:

– С тобой, Арамар Торн, она никогда не сможет обрести полную силу. Конечно, это не преступление… но это было бы очень печально. Сейчас она еще слишком молода, чтобы понять это, но пройдет время, и она почувствует, насколько это печально.

Арам задумался. Что бы это могло означать? Какова же она, «полная сила» Дреллы? Но прежде, чем он успел спросить об этом Фейрин, Макаса шепнула:

– А как же осколки?

Арам кивнул. Один из осколков был здесь, в Прибамбасске. Как только они отыщут его, компас подскажет, куда ему нужно отправиться дальше.

– У меня ведь есть день на раздумья, верно? – сказал он.

Весенняя Песнь кивнула. Газлоу пожал плечами.

– Ладно, – решительно заявил Арам, невзирая на все свои внутренние сомнения. – Нам с Макасой нужно сделать в Прибамбасске еще одно дело. Но для этого придется дождаться темноты. Я приму решение завтра ночью, после того, как мы покончим с ним.

Он оглянулся на Макасу. Та согласно кивнула.

Дрелла подошла к нему и коснулась его щеки.

– Что бы ты ни решил, Арам, я с тобой. Навсегда.

В ответ Арам прижался лбом к ее лбу.

– Похоже, это так.

– И ты этому рад, – уверенно объявила она.

– Похоже, и это так, – усмехнулся Арам.

Газлоу громко откашлялся, прочищая горло. Арам взглянул на него.

– Ужасно жаль прерывать эту трогательную сцену, мой мальчик, – заговорил гоблин, – но я обещал кузену встретиться с ним и пропустить стаканчик или дюжину. И опоздал уже не на один час. Поэтому вот твои остальные заказы… – Он подал Араму джутовый мешок. – А за твоим решением я вернусь на следующую ночь.

Поклонившись Фейрин, поцеловав в щечку Винифред и далеко обогнув Макасу, Газлоу скрылся за дверью.

– Пожалуй, и я оставлю вас отдыхать, – сказала Фейрин. – Или вам требуется что-то еще?

– А чем ты еще могла бы помочь?

– Я подумаю над этим и тоже вернусь на следующую ночь.

Она направилась к двери. Но взгляд, брошенный Арамом на джутовый мешок, подхлестнул его память.

– Постой! – сказал он.

Фейрин остановилась и повернулась к нему.

– По-моему… по-моему, Талисс был очень привязан к тебе.

– Да, – подтвердила она, слегка склонив голову, но больше ничем не выдавая своих чувств. – Как и я к нему.

Она вновь повернулась к двери.

– Подожди!

Фейрин вновь остановилась и обернулась.

– Однажды он сказал… То есть, мы все видели как он превращался в оленя и в медведя…

– Да…

– Но однажды он сказал, что еще может превращаться в лунного совуха.

– Конечно.

– Ты не могла бы мне показать?

– Показать лунного совуха? Превратиться для тебя в лунного совуха? Ты серьезно?

– Э-э… Да.

Вздрогнув от возмущения, Фейрин двинулась к нему с видом человека, которого в жизни так не оскорбляли.

– Мне? Превратиться в лунного совуха здесь? В качестве салонного фокуса? Ради твоей забавы?

Видя ее недовольство, Арам гулко сглотнул, но от просьбы не отступился:

– И ради науки! А еще потому, что мне так и не выпало шанса посмотреть, как в него превращается Талисс.

Эльфийка гневно взглянула на него сверху вниз. В ответ Арам улыбнулся – с надеждой и, может быть, чуточкой нетерпения. И эта улыбка растопила ее гнев. Секунда, другая – и во взгляде Фейрин затеплилась нежность.

– Значит, в лунного совуха? – сказала она.

– Если это не слишком сложно.

– Нет, – ответила она. – Совсем не сложно.

День провели взаперти.

Ночная эльфийка отказалась превращаться в лунного совуха при первых лучах утреннего солнца, ворвавшихся в окно, пообещав сделать это позже, на будущую ночь, когда вернется, чтобы узнать, куда Арам решит отправиться дальше. С этим она удалилась, наказав путешественникам как следует выспаться.

Только после ее ухода Арам вспомнил о джутовом мешке в руках. Развязав толстую бурую бечевку, стягивавшую его горловину, мальчик сунул в мешок руку и первым делом нащупал новую абордажную саблю. Оружие оказалось подозрительно похожим на то, что он накануне отдал Винифред. К тому же, с Газлоу вполне сталось бы всучить Араму саблю Кобба, потребовав доплаты за «замену». Но, даже если и так, взвесив саблю в руке и сунув ее за пояс, он почувствовал, что этот обмен избавил оружие от призрака Кобба. Теперь эта сабля действительно принадлежала ему.

Затем из мешка появилась на свет новая рубашка из легкой и прочной ткани того же самого чуть сероватого цвета, что и старая, только вовсе не такая изорванная.

Затем Арам заглянул в мешок поглубже, улыбнулся, поманил к себе Мурчаля и широким жестом вынул из мешка новенькую, с иголочки, рыболовную сеть!

Мурчаль едва не упал в обморок!

– Мгррррл дл Мурчаль?!

– Конечно. Это тебе, мой дрррг. Нравится?

Мурчаль заплясал по комнате, радостно лопоча и пуская пузыри от восторга.

Макаса заворчала, что теперь им снова придется то и дело распутывать мурлока, но при виде восторга Мурчаля даже она не сумела сдержать улыбки.

Мурчаль принялся аккуратно обматывать сеть вокруг туловища, сооружая из нее нечто вроде жилета. И это ему почти удалось. Но под конец его палец застрял в одной из ячеек, и вскоре, как и предсказывала Макаса, он безнадежно запутался в сети и закружился на месте, пытаясь освободиться – совсем как Чумаз в погоне за собственным хвостом.

Не обращая внимания на мурлока, Макаса велела Араму попытаться уснуть.

– После всего, что случилось ночью? Не выйдет.

– Ты всегда так говоришь. И тут же засыпаешь. Попробуй.

Это было правдой, и Арам послушался. И честно пытался уснуть целый час, но в кои-то веки оказался прав. Наконец он оставил попытки заснуть и провел еще час, листая «Пернатых обитателей». Дрелла устроилась рядом, а Мурчаль и Клок заглядывали сзади, через плечо. Вспомнив об обещании научить их читать, Арам решил заменить книгой Мавзоля букварь. Похоже, изящные рисунки очень помогали понять связь изображения, скажем, скворца со звучанием слова «скворец» и буквами «с-к-в-о-р-е-ц». Во всяком случае, Арам не сомневался, что Дрелла кое-чему научилась, был вполне уверен, что Клок от урока в восторге, и вполне удовлетворен тем, что Мурчаль рад быть среди «д-р-р-р-з-е-й».

После этого, вдохновленный рисунками Мавзоля и недавней беседой с ним, Арам достал блокнот и один из новых угольных карандашей, над которыми Клок с Мурчалем заахали и заохали, будто над новенькими магическими жезлами, и принялся рисовать. Начав со свежих воспоминаний, он изобразил Весеннюю Песнь, добродушно взирающую сверху вниз на Дреллу. Затем углубился в прошлое, нарисовав приключения под водой, во время нападения китовой акулы. И еще дальше в прошлое – к Груде Костей и Шепчущему, бьющемуся со скелетами, пока Черношип трясет погремушкой и поет заклинания над Тариндреллой. Нарисовал он и Кривоклык в терновой клетке. И Свирепого Утеса, готового вот-вот целиком проглотить Сивет, и Клока, повисшего на роге йети, и Макасу с цепью наготове. (На этот рисунок он поместил даже самого себя, куда более мужественного и куда более искусно управляющегося с саблей, чем в действительности. В конце концов, Мавзоль ведь рекомендовал использовать воображение, так почему бы не вообразить себя умелым и храбрым бойцом?) Затем Арам нарисовал вид на Тысячу Игл с вершины Небесного пика. Нарисовал короля огров Гордока с маленькой огрихой-служанкой. Нарисовал вход в Забытый Город. А после вытащил из-под рубашки компас на новой железной цепочке и нарисовал и его.