Эми Хармон - Королева и лекарь

– Я не могу, – покачал головой Кель.

– Она будет молча скорбеть здесь три дня.

– Тогда я буду скорбеть вместе с ней.

– Многое нужно сделать, ваше величество.

Новый титул заставил его сердце сжаться и поселил в животе холодный ком, но Кель принял и это – только стиснул кулаки и заглянул в искаженное горем лицо Падрига.

– Тогда проследи, чтобы все было сделано. Я не оставлю королеву.

– Битва завершена. Люди ждут, что вы сядете на трон и скажете, как им теперь быть.

– Я не такой король.

Он не был Ареном. Не был Тирасом. Но собирался сделать все, на что был способен.

– Нет. Не такой, – прошептал Падриг, морщась от слез.

– Пришли ко мне Джерика. Я дам ему распоряжения. Тирас поделится опытом. Пусть Совет продолжает работу, как того желал бы Арен. Вели горожанам привести замок и окрестности в порядок. Через три дня я сяду на этот чертов трон, если вы так хотите. Но до тех пор останусь с королевой.

Кель так сильно сжимал челюсти, что у него заныли зубы. Он думал, старик примется спорить, но тот лишь робко склонил голову и зашаркал прочь от лесной стены – вечной защитницы королевства, которому уже не суждено было стать прежним.

– Я дождусь тебя, брат, – заверил его Тирас. – И Каарн дождется.

Саша ела только черствый хлеб и пила воду из фляги, которую каждое утро приносил Джерик. Она не заговаривала с Келем и не поднимала на него взгляд.

Несколько раз начинался дождь, но дубовые ветви надежно укрывали их от скорби неба. Ночи становились все холоднее, и Айзек соорудил никогда не гаснущий очаг из плодов свечного дерева. Двое гвардейцев дежурили в роще в самые темные часы, давая Келю краткий отдых от вечного Сашиного молчания и ее опущенных глаз. И все же, просыпаясь, он неизменно сжимал ее руку.

Саша засыпала, только когда не могла больше бодрствовать. Она не плакала, и это вызывало у Келя тревогу. Если молчание было частью ритуала, то сухие глаза – нет.

Когда три дня миновали, она поднялась, но не могла идти. Кель подхватил ее на руки, донес до моста и впервые вступил в замок как король Каарна.

В Джеру смерть знаменовалась процессиями и колоколами, которые звонили семь раз, отмечая начало Пентоса – месяца скорби. На холме за крепостью возводили памятники – бледные гробницы павших королей. Но в Каарне памятниками служили деревья, и многие из горожан лично стали свидетелями ухода монарха. Не успели они оглянуться, как потеряли одного короля и обрели другого. Коронация Келя и превращение Арена свершились одновременно, и ошеломленное благоговение людей могло сравниться по силе только с шоком и трепетом самого Келя.

Он был королем. Против своей воли и несмотря на все сопротивление, Кель Джеруанский стал Келем Каарнским – правителем земли, которую он не понимал, и людей, которых едва знал.

Ему в одночасье вручили целое королевство. Но не королеву.

Трехдневный траур окончился, но Саша еще неделю не выходила из комнаты. Ей прислуживали Тесса и светленькая служанка, которая однажды предлагала сбрить Келю бороду. Теперь она боялась его до смерти и никогда не смотрела в глаза, а Тесса продолжала твердить, что у королевы все в порядке, хотя это очевидно было не так. Кель раздражался и не мог спать, измученный ее холодностью, своими новыми обязанностями и постоянным ужасом, что опасность вернется вновь. К чести Тираса, он ни на шаг не отступал от брата – настоящий маяк постоянства в море хаоса, – и терпеливо помогал ему освоиться с ролью, которой Кель никогда не желал. Наконец, когда Тирас начал готовиться к отъезду в Джеру, Кель сдался и прямо попросил у него совета.

– Скажи, что мне делать, – взмолился он. Смятение и тревога Келя норовили вот-вот обратиться в ярость. Ему нужна была Саша, а она предпочитала страдать в одиночестве.

Тирас, который изучал перечень королевских владений и мастерских – ничто из этого Келя сейчас не волновало, – внимательно посмотрел на брата. Затем закрыл толстую амбарную книгу и начал молча сворачивать карты на столе управляющего, явно раздумывая над ответом.

– Ты когда-нибудь видел, как загорается свеча? В миг, когда огонь добегает по фитилю до воска, он вспыхивает в десяток раз сильнее. Вот что происходит, когда вы с королевой Сиршей оказываетесь рядом. Я это вижу. Король Арен это видел. И весь Каарн тоже.

Кель мрачно смотрел на брата в ожидании продолжения.

– Ты получил свободу, Кель. А она нет, – произнес Тирас медленно, подчеркивая каждое слово, и Кель немедленно вышел из себя.

– Я получил свободу? – повторил он негодуя. – Я не получил свободу. Я получил чертову корону! И теперь должен сидеть на троне, а по ночам слушать рыдания королевы – когда она думает, будто никто не слышит.

– Короля больше нет, и ты можешь беспрепятственно любить его королеву, – настойчиво повторил Тирас. – Ты свободен. Но она нет. Сирша не может просто броситься в твои объятия, брат. Чувство вины делает горе невыносимым.

Кель устало потер глаза. Он не хотел, чтобы Саша горевала по Арену. Это была ужасная правда, но все же правда.

– Она внезапно получила то, чего желала более всего. Тебя. Но когда мы получаем желаемое ценой чужой жизни, это омрачает исполнение самой заветной мечты.

Прямота Тираса заставила Келя застонать.

– Она ни в чем не виновата. Она не искала смерти Арена и не была ее причиной.

– Не важно. Она любит тебя, он внезапно умирает, и все это – на глазах у целого королевства.

– Это какой-то замкнутый круг! – взревел Кель. – Не одно, так другое. Я люблю ее, но по-прежнему не могу назвать своей.

Он вскочил на ноги и принялся вышагивать мимо библиотечных шкафов и длинных рядов книг, которые у него не было ни малейшей охоты читать, – пока не остановился перед младшим братом, совершенно обессиленный.

– Она твоя, Кель, – ответил Тирас с видимым сочувствием. – Душой и сердцем. И так было с самого момента вашей встречи. Но ты должен дать ей время на скорбь.

– Я не смогу править Каарном, если ее не будет рядом, – прошептал Кель. – Просто не смогу.

– Время, брат, – повторил Тирас. – Время и терпение. Их ты можешь ей дать. И себе тоже. Когда мы увидимся снова, она будет твоей королевой, а эти фолианты перестанут отставать от действительности на сто лет. Просто поверь мне.

И Кель покорно дал ей время – так же, как отдал до этого свой дар, тело, сердце и жизнь. Добровольно. Без остатка. У Сашиных дверей по-прежнему дежурил стражник, и еще двое – на валу, куда выходило ее окно.

Он дал ей время и взмолился, чтобы Творец наделил его силой дождаться.

Сразу после внезапной коронации скудные пожитки Келя перенесли из гарнизона в королевскую опочивальню. Он принял это со смирением, понимая, что не может управлять государством и продолжать тесниться со своими людьми. А еще он хотел быть ближе к Саше.