Александр Прозоров - Князь

С татарской стороны к одному из котлов цепочкой потянулись воины, зачерпывая кашу и возвращаясь на место. Боярин сделал знак своим холопам – те направились к другой емкости с ложками. Следом за слугами Выродкова догадались двинуться и княжеские ребята. Андрей облегченно перевел дух. Могли ведь и не решиться.

Али принес по чашке просяной каши с мясом и гостям своего господина. Пока они ели, поставил на ковер, у ног хана, большущий серебряный поднос. Указал на одного из невольников. Тот отправился к среднему костру, вместе с тамошним рабом снял, держа за края вертела, баранью тушу. Угощение торжественно пронесли через площадку и водрузили на блюдо. Хан цыкнул зубом, выдернул нож, споро отделил голову, уложил ее перед тушкой, потом срезал передние ноги, отложил, отделил лопатки.

– Угощайся, Вырот-нукер, – наколол он и подал боярину правую. Потом взял левую: – Угощайся, князь.

После призывного взмаха руки подскочил слуга с маленьким блюдом. На него были положены передние ноги – Али поклонился, отнес их гостям, вернулся. Теперь на блюдо легли задние ноги и седло – они достались татарам. Гиляз-бек выдержал небольшую паузу, крутанул нож между пальцами, ловко срезал барану ухо и положил в рот. В тот же миг татары загудели, изрядной толпой ринулись к кострам и принялись прямо на вертелах раздраконивать зажаренные туши. Надо отдать должное – двух барашков с «русской» стороны никто из них не тронул. С небольшим запозданием за них взялись княжеские холопы.

Хан не спеша доел кашу, вылизал пиалу, отвел в сторону – в нее потекло вино. Зверев последовал примеру хозяина кочевья – доел, вылизал. Не из грязной же миски пить! Промочив горло, взялся за мясо.

– А в империи великого Сулеймана ханы так же пируют, достопочтенный Вырот-нукер? – поинтересовался хан, выгрызая мясо с шеи барашка.

– Во многих местах точно так же, уважаемый Гиляз-бек, – подтвердил Иван Григорьевич. – У ханов на пиру я бывал, но эмиры и султан меня своим приглашением не почтили.

– Нет, не так, – задумчиво покачал головой хан. – У них не было таких красивых русских девушек. Как они поют, как танцуют. Наверное, их учат всему этому с детства. А, князь? – Он швырнул обглоданную кость к костру, и в нее тут же жадно вцепились два невольника. – Как хороши русские девушки. Мне нравятся. Очень нравятся. Хоровод, хоровод… – Он отвел руку за новой порцией вина.

Истинный смысл его слов Зверев понял только через несколько минут, когда наевшиеся татары стали подходить к хороводу, выдергивать из него рабынь, кидать на землю и тут же, у всех на глазах, насиловать. Те, над кем надругались, возвращались в общий круг уже обнаженными, а потому одетых девушек становилось вокруг костра все меньше. Их выдергивали, пользовали, отпускали, снова выдергивали – они возвращались в хоровод, плакали и пели, плакали и кружились, безропотно позволяя самцам удовлетворять свою похоть. Андрею показалось, что насильники специально старались опрокинуть своих жертв поближе к русским гостям, заставляя мальчишек остро страдать от бессилия.

– Не желаете развлечься, уважаемые? – кивнул на хоровод Гиляз-бек. – Эти уже объезженные, тихие. А хотите, горячих сейчас пригонят. Мне больше буйные по душе. Буйные, да стреноженные.

Хан снова выпил вина – теперь уже не отливая положенных дьяволу капель, особо не таясь, смакуя каждый глоток. Несколько минут, и на площадь пригнали новых жертв: четырех девочек, двух где-то лет четырнадцати, двух – постарше. Они уже были обнажены, а руки разведены в стороны и привязаны к положенным на плечи палкам. Девушки кидали по сторонам ненавидящие взгляды, но это было все, что они могли сделать. Хоровод сбился, ушел в сторону, многие невольницы стали подбирать с земли сброшенные рубахи. Песня затихла.

– Танцуйте, – предложил распятым на палках рабыням Гиляз-бек. Пленницы не отреагировали, однако хозяина кочевья это ничуть не разозлило. Он даже улыбнулся, кивнул и произнес всего одно слово: – Габдула.

В толпе татар послышался довольный смешок. Вперед выдвинулся плечистый воин, развернул смотанный вокруг пояса кнут, щелкнул им в воздухе, потом взмахнул. Две невольницы взвыли от боли, закрутились. Еще взмах – и заметались, стремясь спрятаться от толстого бычьего ремня, другие несчастные.

– Можете выбрать себе кого-нибудь, уважаемые, – разрешил, указывая на рабынь, хан.

– Спасибо, – мотнул головой Зверев. – У нас была долгая дорога, мы слишком устали.

– Вырот-нукер?

– Нет, досточтимый Гиляз-бек, мы действительно успели.

– Как знаете… Но все они в любой миг в вашей власти, коли пожелаете немного сладостей. Я же пойду, уважаемые. Темнеет. Пора спать.

Хан поднялся, спустился вперед, взял невольницу помоложе за волосы и потащил к юрте. Габдула снова взмахнул кнутом – ближняя к нему девушка вскрикнула, опрокинулась на спину. Татарин склонился над ней. Оставшиеся стоять пленницы попятились, но к ним уже тянулись похотливые лапы хозяев.

Андрей отвернулся, рывком встал:

– Пора и мне. Идешь, Иван Григорьевич?

– Как же это, Андрей Васильевич? – нагнав князя, зашептал ему в затылок боярин. – Надо сделать что-то… сделать…

– А ты заметил, что, кроме князя, никто из татар не пил? – не оборачиваясь, так же тихо ответил Зверев. – Они сильнее, их больше, они настороже. Мы тут только головы ради чести своей сложить можем, и ничего более. А дело государево еще не исполнено. Надеюсь, они на нас ночью не кинутся. Им ведь тоже кровь свою зазря лить неохота. Брать с нас нечего, а легко мы не дадимся. Должны понимать.

– Но надо же сделать что-то, Андрей Васильевич? Как же… Нужно что-то сделать!

– Прояви толерантность.

– Чего? – не понял боярин Выродков.

– Смирись. Терпи. Улыбайся. Делай вид, что все хорошо. И моли Бога за то, что среди этих несчастных нет твоей сестры или дочери. Потому как все равно пришлось бы терпеть надругательство над ними. Ложись, Иван Григорьевич, закрой глаза и заткни уши. Попытайся уснуть.

Утром никаких невольниц уже не было. Хотелось бы верить, что все увиденное – дурной сон, однако семь очагов остались на своих местах, в двух из них рабы растапливали огонь. Скоро для татар будет готов сытный завтрак.

– А вот мне чего-то есть совсем не хочется, – заметил Зверев, глядя на синее небо над головой. – Сейчас бы в дорогу. А, Иван Григорьевич? Может, пойдешь, распрощаешься с нашим гостеприимным хозяином? У кого еще, кроме тебя, это получится? А мы пока коней оседлаем.

– Попытаюсь, – угрюмо ответил боярин, скривился и пошел к юртам.

– Княже… – тихо окликнул Зверева молодой холоп. – Княже, снизойди до беды человеческой…

– Что тебе?

– Там… Там девочка у конюшни, загоны чистит. Выкупить ее просит.