Евгений Бриз - Капризы неба

Глен продолжал смотреть на стену. Здравый ум столкнулся с неожиданно сложной для него задачей. С одной стороны, разложенные по полкам объяснения доктора выглядели вполне убедительными, учитывая убедительность всех предыдущих невероятностей, начавшихся с исчезновения пассажиров лайнера. С другой, еле заметная тропа острова с той же самой убедительностью могла стать дорогой в его собственный рассказ. И если весь этот мир будущего с его технологиями астральных перемещений соткан лишь из строк писательской фантазии, Глен был готов проклинать своего внутреннего творца до окончания их общих дней. У всех сюжеты как сюжеты - незнакомцы, корабли, людоеды, а у него, как обычно, история, в которую сам автор вписывается не хуже всех прочих персонажей. Здесь явно требовались основательные размышления.

- Возможно, я потерял часть памяти, но здравый ум остался при мне. Суть вашей версии я уловил, об этом можете не беспокоиться. Но о каком общем деле шла речь?

- О нём я обязательно расскажу, но прежде замечу: коль здравый ум остался при вас, вы должны понимать, что нет никаких объективных причин не доверять нам. - Орехов вновь открыл ящик стола и извлёк оттуда толстую книгу тёмно-синего цвета. - Предлагаю вам ещё одно свидетельство нереальности вашего мира. Эту книгу вы писали в периоды ясного сознания так сказать. Под нашим чутким наблюдением и наблюдением вашего редактора. Вот экземпляр, выполненный в старомодном стиле - на бумаге. Специально по вашему требованию.

Книга в скольжении, как и папки до неё, направилась на противоположный край стола.

- Редактора? - Глен остановил книгу левой ладонью и напрягся. Затем взял её в руку и прочитал: «Георгий Джинин. Мёртвый штиль».

- Как я уже сказал, на сплит-погружение вы решились не забавы ради. Вы являетесь слишком осторожным и благоразумным человеком, чтобы совершать опасные действия без веских на то причин. С вашим многолетним партнёром-редактором вы разработали проект написания романа о вашей прошлой жизни. Главная цель заключалась в нахождении всякого рода связей между двумя жизнями, причин и следствий. Таким образом, роман стал комбинацией вашей автобиографии и знаний, полученных во время сплит-погружения.

Глен открыл книгу и пролистал до первой главы. Она называлась «Завтрак в Глазго». Текст изобиловал кучей сложных терминов. Беглый пробег по нему не привёл ни к какой ясности.

- Всё начинается с научного достижения, сделанного в Глазго в две тысячи восемьдесят терьем году, - пояснил Орехов, словно перед ним был монитор, транслирующий картинку глазами Глена. - Именно тогда астральные проекции перестали считаться областью оккультизма и получили вполне научное обоснование.

Глен открыл книгу где-то в середине на случайной странице. Его целью были имена. Знакомые имена. По телу пробежался холодок, когда он их обнаружил: дядя Юра, Максим Рябоконов. В последних главах ему удалось взглядом выцепить из текста и «Костю Ракова», и «Гену Хромова».

Доктор Орехов продолжил демонстрировать, что и Глен, и его мысли оставались для самого доктора такой же открытой книгой:

- Если вы прочитаете книгу сейчас, то половина её станет для вас своеобразным зеркалом, отражением взгляда Глена, а половина останется областью непознанной тьмы, научно-фантастическим романом, кем-то придуманным вместо вас. По большому счёту, сейчас вы в каком-то роде являетесь персонажем своей собственной книги-автобиографии, хронологически расположенным на пути между двумя его жизнями, двумя ипостасями. Этот опыт, получаемый вами благодаря побочным эффектам от сплит-погружения, может быть использован в написании дополнительных глав. - Доктор на секунду замолчал и сделал особый смысловой упор на следующей фразе: - Глав, которые скрыты между событиями кораблекрушения и перерождения в новом теле.

Сознание Глена поддалось лёгкой деформации от этого упора. На что, судя по всему, и рассчитывал главврач.

- Вы имеете в виду период существования души вне телесных оболочек?

- Совершенно верно! - победоносно воскликнул доктор Орехов. - Представьте, сколь ценный опыт, возможно, вы получаете, каждый раз оказываясь в подобных провалах. Я бы назвал их «ямами бытия».

- Но вы же сами сказали, что это всего лишь плоды фантазии двух писателей-фантастов, - резонно возразил Глен. - Ложные и второстепенные образы, продуцируемые раздвоенным сознанием.

- А чем, в вашем представлении, являются порождённые неконтролируемым сознанием образы? Не иначе, как соприкосновением с астральной сущностью собственного «я». Ни что не появляется без фундамента и причин, ни образы, ни явления. Сны - это не кинофильмы, которые мы смотрим по ночам, это замочная скважина в соседние миры. То же самое касается и ваших провалов.

- Вот значит как. С того бы и начали, - с сарказмом процедил Глен. - Что мне отведена роль автора, пишущего высокопарные потоки сознания и подающего их под соусом астральных путешествий души.

- Ну, зачем же так сгущать краски, Георгий Аркадьевич! - Доктор умоляюще вскинул руки. - От вас никто не ждёт научных публикаций, претендующих на стопроцентную достоверность. Вы, прежде всего, художник. Покажите через тексты свой опыт, создайте материал, а мы уже сами донесём его до умов простых обывателей.

- Вы?! - Глен удивлённо уставился на доктора. - Вы ещё и мой редактор по совместительству?

- Нет, но я имею отношение к редакционной коллегии. Можно сказать, это моё хобби. И так как у меня есть возможность пристальнее других наблюдать за вами и вашими провалами, меня взяли в обойму. К счастью, в литературе я кое-что понимаю, ещё в детстве стал книжным червём.

Глен потёр ладонями лицо и глаза. Его разум уже переполнялся новой информацией, в волнах которой терялись, казалось бы, стойкие и нерушимые представления о его настоящей реальности и истинной сущности.

- Я так тщательно вам всё растолковываю только из-за то, что сегодня вы принесли с собой сознание адекватного Глена, - продолжил Орехов. - Мы должны воспользоваться этой удачей! В нормальном состоянии вы уже не вспомните столько подробностей душевных переживаний своего предшественника. Наш с вами план на случаи очередных провалов как раз и заключался в том, чтобы попытаться убедить адекватного Глена работать на нас, ради общего блага.

Глен отмёл овладевающее его смирение и сконцентрировался на попытках мыслить логически:

- Вы говорите, что каждый раз появлялся новый Глен. Но какой же из них был настоящим? Тот, который описан в книге? Какой он?

- Хороший вопрос! - Доктор улыбнулся. - Настоящий Глен - это собирательный образ всех прочих Гленов. По крайней мере, к такому выводу мы пришли после изучения объективных данных прошлого, извлечённых через сплит-погружение. Умный, самоуверенный, со специфическим чувством юмора, в меру эмоциональный и в то же время оградивший свой внутренний мир от внешнего. Вещь в себе. При этом он зачастую весьма однобоко смотрел на происходящие вокруг него явления. Своя колокольня - его любимое место. Примерно так его можно охарактеризовать.