Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету [сборник]

Когда Петер подбежал к павильону, от него остался уже только каркас. Под переплетением стальных арок и нервюр ворочались бульдозеры, заравнивая рукотворный ландшафт. Экскаватор ссыпал в киношный каньон лежавшую в отвалах землю, и на месте каньона уже высился большой бугор.

– Что у вас там зарыто? – спросил Петер руководившего работами капитана.

– Ничего, – сказал капитан и пристально посмотрел на Петера. – Ничего абсолютно. Просто земля рыхлая. Сейчас утопчем. Эй! Утопчите землю!

Саперы взобрались на бугор и принялись сапогами утаптывать его.

– Вот видите, – сказал капитан. – Утаптывается.

– Женщина-техник из киногруппы была здесь? – спросил Петер.

– Нет, – испуганно сказал капитан. – Нет-нет. Никого здесь не было! Никаких женщин!

Он искал Шанура и Брунгильду долго, обошел всю стройку, но никто ничего не видел – или пугался и отворачивался. Потом что-то толкнуло его – Баттен! Это было дурацкое предположение, но ведь ищем же мы иногда только что потерянные очки в бабушкином сундуке, не отпиравшемся сто лет, – конечно, не находим, но если не заглянем в него, будет постоянно мерещиться, что пропажа именно там. Берлога Баттена была отлично замаскирована, и Петер потыкался там, в скалах, в тупики, пока нашел ее.

Лаз в берлогу был занавешен толстым войлоком, и войлоком же был устлан пол. Горела керосиновая лампа, и за столом сидели трое: Менандр, Баттен и женщина – спиной – Брун!.. нет, не Брунгильда, другая, но почему-то знакомая, она обернулась и улыбнулась Петеру пьяной улыбкой, и он узнал ее: это была Лолита Борхен.

– А, Петер, давненько ты у нас не был!

– Петер, проходи, старина!

– Лолита, наливай-ка господину подполковнику коньячку!

– Господин подполковник, позвольте…

– На брудершафт!

– Лолита, не напирай!

– Погодите, – Петер выбирался из-под них троих, как из-под упавшей липкой паутины, – погодите, у вас тут Шанура не было? А Брунгильды?

– Не было, не было!

– А коньячку?

– Ну, господин подполковник!..

– Слушай, Петер, – сказал Менандр вполне твердым голосом. – Тут наклевывается выгодное дельце – но нужна чистая кинолента. Там у тебя не остается ничего?

– Остается, – сказал Петер. – Катушек двадцать есть. А что?

– Да вот решили сами фильм снять. Камера у нас есть, свет добудем, а главное – исполнительница застоялась. Точно, Лолита? А представляешь – в этом антураже, в пещере, при свечах – и такая женщина! Да такую ленту и по ту, и по эту стороны каньона с руками оторвут!

– Ладно, – сказал Петер. – Поглядим. А пока давай-ка сюда мои ленты, я с десяток отберу… что?

– Так это… ну… как тебе сказать? В общем, нет их.

– Как это нет? Ты же говорил – здесь, в безопасном месте?

– Так это когда оно было безопасным? Это ж давно… Я их в более безопасное место пристроил.

– Куда? – спросил Петер, холодея, потому что уже догадался – куда.

– Так это… за каньон. Там-то всего безопаснее…

– Понятно, – сказал Петер. Внутри его стремительно разрасталась пустота, которую нужно было немедля чем-то заполнить, пока она не поглотила все. – Понятно…

Он вынул пистолет из кобуры.

– Предатели, – сказал он. – Паскуды. Иуды кромешные. Мразь поганая. Дерьмо. А ну к стенке!

Менандр и Баттен медленно, как во сне, поднимались на ноги, а Лолита Борхен сползла на пол и сидела, широко открыв рот, и, кажется, визжала.

– К стенке!.. – повторил Петер, показывая пистолетом, куда именно.

– Ты это… Петер… погоди, – сказал Менандр. – Ты не думай, мы поделимся. Мы еще не все получили. Вот динарами… двести тысяч… все можешь взять, нам-то не надо, зачем нам деньги, правда, Баттен? А вот доллары, тридцать тысяч, тоже все забирай. И ее бери, она ничего девка, мягкая, забирай… только этого… твоего… не надо. Не надо, ладно? Ну что ты молчишь?

– Кончил? – спросил Петер. – А ты?

– Кончай волынку, не тяни душу! – взмолился Баттен, и Петер, подняв пистолет на уровень глаз, выстрелил Менандру в голову – в голову, но в последний момент его толкнули под локоть далекие отсюда жена Менандра, и его три дочери, и внуки, уже рожденные и еще нет, – и пуля взбила пылевой фонтанчик у самой макушки Менандра, и он, серый, как войлок, осел на пол; на Баттена Петер только взглянул, и этим взглядом Баттена швырнуло об стену, и так он и остался, повиснув на стене, как плевок; Лолита Борхен ползала в ногах Петера и голосила истошно, пытаясь поцеловать его разбитые итальянские ботинки, Петер брезгливо отстранился и вышел.

Снаружи было сумрачно и сыро. Где-то вдали гудели и завывали моторы, а потом ветер донес обрывки похабной частушки. Петер шел, спотыкаясь, что-то ему мешало, потом он понял что и засунул пистолет в кобуру. Все впустую. Полгода работы – коту под хвост. Предатели. Проститутки вонючие. Подонки. Все, все – к черту, к дьяволу… И тут его осенило – тайник! Есть же еще мой тайник!

У блиндажа, где якобы сидел майор Вельт, стояли часовые. Петер не стал туда заглядывать, он и так знал, что по ночам там собираются саперные офицеры, пьют ром и играют в карты. Пока, наверное, там пусто.

Подонки… предатели… паскуды…

Возле статуи Императора Петер остановился. Из постамента исходили странные звуки. Приобретая невидимость и неощутимость, Петер заглянул внутрь. Там было тесно и душно, пахло разгоряченными телами и перегаром. Трещал кинопроектор. На экране, висящем так высоко, что приходилось задирать голову, кинозвезда Лолита Борхен занималась любовью с двумя неграми. Зрители бурно сопереживали. Петер почувствовал вдруг, как внутри себя он сжимается в крохотный комочек, крохотный и горячий комочек, и оттуда, из комочка, видит себя изнутри, видит внутреннюю поверхность своего внешнего облика и через глаза, как через бойницы, выглядывает наружу… видит пистолет в вытянутых руках, и как он дергается от выстрелов, и как на белом полотне экрана образуются глубокие черные дырочки, тут же затягивающиеся сплетением света и теней, и как трое на экране продолжают заниматься любовью, не обращая никакого внимания на пробивающие их пули и на поднявшийся шум… и потом, взглянув вниз, видит, как нога его ударяет по проектору, и тут наконец на экране остаются только черные дырочки, зато у тех, кто вскочил со своих мест и окружает его, на месте их гладких, безглазых и безротых лиц возникают то физиономии негров со сверкающими зубами и белками, то красивое и глупое лицо Лолиты Борхен, а вот у этого, впереди всех, вместо лица – круглая задница Лолиты… потом в голове у Петера взорвалось, и пришел он в себя от холода.

Кряхтя от боли, он встал – сначала на четвереньки, потом на ноги. Трудно было понять, где именно он находится. Он прошел немного вперед и наткнулся на выходящий из земли толстенный швеллер стапеля. Вот, значит, где я, подумал Петер. Хотели бросить в каньон, но почему-то не дотащили… Ладно.