Андрей Лазарчук - Целое лето

Если вы всё это читаете, то вовсе не обязательно, что в конце я останусь жив. Как не значит, что именно вы будете это читать. Как, впрочем, не значит, что и мир останется таким же, каким мы его знаем пока. Разве что вообще останется. Адмирал посчитал: если все имеющиеся заряды использовать рационально, то и сейчас, после всех и всяческих сокращений, можно с гарантией списать три четверти населения почти сразу, а оставшаяся часть придёт в негодность и погибнет в течение года.

Это, конечно, очень плохой выход. Во всех смыслах. Более того, он почти невозможен.

Но именно что почти…

Мы с Адмиралом обсуждаем этот вариант совершенно спокойно. Потому что от нас уже ничего не зависит. Мы сделали всё, что смогли. Даже немножко больше.

«Ты в плену, окончен бой, под тюремною стеной ходит мрачный часовой…»

Нет ни стены, ни часовых. Уютный дом с каменной террасой и внутренним двориком, где растёт старое ореховое дерево. Под деревом барбекюшница, на ней мы жарим шашлыки. Или рыбу, если наловим. Тропа, довольно крутая, но вполне преодолимая, ведёт к озеру, к маленькому заливчику с узеньким кремнистым пляжем. Оттуда очень красивый вид, особенно перед рассветом, когда сумерки и туман: мыс напротив и горы на том берегу кажутся спинами древних ящеров, которые вот-вот проснутся… Раз в день приходит горничная, наводит порядок. Она не понимает ни по-русски, ни по-английски, ни как-то ещё (то есть на языке жестов). Мы не понимаем по-итальянски, да к тому же здесь явно какой-то отдельный диалект. Метрах в сорока от дома, направо и по растрескавшейся мраморной лестнице вверх, есть корчма, где можно в меру выпить и очень вкусно поесть. Нам иногда составляют компанию восемь старичков и три старушки, живущие в других домиках. Не все сразу, конечно — просто этих мы видим время от времени. Их языка мы тоже не понимаем, хотя звучание смутно знакомое. Датский? Голландский?

Какая разница. Общение сводится к улыбками и простейшим жестам.

В общем, здесь иллюзия полной свободы. Просто отсюда невозможно уйти. Есть несколько дорог и троп, но куда бы ты ни пошёл — выходишь всё равно к этой кучке уютных домиков под тенистыми деревьями…

По морю тоже не уплыть.

Я знаю, как это делается, и даже сам смог бы сотворить подобное с кем-нибудь. Другое дело, что освободиться от этого наваждения самому невозможно. Снять кодировку может только тот, кто её наложил.

Кстати, и к пониманию языков это тоже применимо…

Будем ждать.

В конце концов, чем-то всё это должно закончиться.

Хотя… всё может быть.

Да, и для памяти. На всякий случай.

Меня зовут Алексей Евгеньевич Соколов, я доцент, старший научный сотрудник НИИ экстремальной психиатрии им. Академика Плотника РАЕН — на самом деле это такая ширма одного из подразделений ГУ ГШРФ (бывшего ГРУ), занимающегося предотвращением инопланетного вторжения. Мне пятьдесят восемь лет. Разведён, детей нет. Уже нет…

Раса пришельцев, которые пытаются захватить Землю, называется «балоги» или «Путь». Это не совсем одно и то же, и разница примерно как между «немцами» и «фашистами» — если кто ещё помнит. К цивилизации Пути принадлежит несколько тысяч обитаемых планет.

Первый достоверно зафиксированный контакт балогов и землян состоялся в мае 1968 года в пгт Тугарин (Тугарино) Волгоградской области. Контакт продолжался примерно четырнадцать часов и закончился эвакуацией пришельцев. Второй контакт тридцать девять дней спустя состоялся в городке Сьерра-Бланка, Техас, США. Контакт продолжался не более часа и также закончился эвакуацией пришельцев. Третий контакт, если можно его так назвать, произошёл летом 1973 года в небе над Донбассом, когда силами ПВО был сбит корабль Пути.

Способ захвата планет десантными кораблями Пути следующий: с помощью специального устройства в сознание человека или другого животного (зайцев и кошек они использовали, это точно, про более мелких данных нет) подселяется сознание балога, которое мгновенно подавляет сознание носителя и овладевает всем комплексом его знаний и навыков. Мы не смогли установить, на каких принципах работает устройство, пересаживающее сознание (оно называется «посредник»), и что собой представляют капсулы, в которых сознание хранится («мыслящие»). Это физика и электроника, до которой мы дорастём ещё не скоро.

Целью экспансии Пути является физическое бессмертие каждого балога — путём предоставления его сознанию всё новых и новых носителей.

Вроде бы всё.

Девятнадцатого сентября внезапно долбанул мороз под двадцать пять, и по реке поплыла плотная шуга. Потом температура подлетела до минус десяти, но повалил мокрый снег, тут же схватываясь коркой, по которой даже лайки — Циля и Султан — старались лишнего шагу не делать; что же говорить о нас, неприспособленных двуподпорочных? Знаменитые охотничьи лыжи, подбитые камусом, не катились и не шли, а позорно глезили вбок, или подворачивались, или проваливались и зарывались. Не менее знаменитые канадские парки через четверть часа обрастали ледяным панцирем снаружи и опотевали изнутри. В сторону «Бурана» мы старались даже не смотреть, потому что да, конечно — «Буран» крут, очень крут, но ведь потом мы его не вытащим…

Короче, получалось так, что последние несколько километров нашего пути становились непреодолимы. Поэтому мой день рождения, двадцать четвёртое сентября, мы с Веником встречали у него в избе вдвоём.

Оно конечно, с Веником можно было бы и зимовать. Веник относился к тому редкому (вопреки расхожему мнению) типу таёжников, которые могут подолгу молчать, и молчание это лёгкое. Большинство же охотников, рыбаков, шишкарей и прочего здешнего люду обычно, намолчавшись, при встрече сыпят словами, как из решета, не слушая и перебивая друг друга, повторяя одно и то же по три-пять-десять раз — так, что образуется постоянный звуковой фон, подобный густым слоистым облакам табачного перегара под потолком. Сначала я думал, что это просто последствия коммуникативного голода, своего рода обжорство после долгого поста; но постепенно стало ясно, что дело тут совсем в другом…

Этим другим я и интересовался последние пять лет, постепенно завоёвывая доверие местных жителей. И с каждым годом понимал, что нахожусь всё дальше и дальше от цели своих исследований. Как будто хитрый зверь уводил меня за собой в неудобья, чтобы я там заплутал, устал и лёг.

Непростое это место — долина между хребтами Хонда-Джуглымским и Тэмэн-Туру-Тугдаг… Во всех смыслах непростое.

Заинтересовал меня этой долиной Вадим Сергеевич Кипчаков, психиатр, которого наша родная Конура время от времени привлекала для консультаций. Если помните, с начала восьмидесятых начали появляться (а потом их год от года становилось всё больше и больше) «потеряшки», то есть люди, у которых очень избирательно была стёрта память. Это была не совсем та амнезия, которая наблюдалась у людей после захвата их сознания «десантниками» балогов — но, как всякие другие странности, могущие иметь отношение к деятельности Пути, и она была учтена, исследована и —