Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь [litres]

– Ма-а-арт! – простонала волшебница, умирая от смеха, глядя на черную макушку и с наслаждением гладя его по плечам. Холод давно ушел, и тело стало мягким, разнеженным.

– Март занят, – ответил блакориец торжественно, потерся губами о сосок – и так же неспешно, умело втянул его в рот. – Самой красивой женщиной в мире, – перешел к другому, неторопливо оглаживая ее живот и бедра, и от руки его расходилось тепло, покалывая кожу, заставляя жмуриться, как кошку. – Хорошо, Вики?

– Хорошо, – снова подтвердила Виктория, задержав дыхание и ощущая, как сжимается все внутри в ответ на движения его языка. – Решил помучить меня, Мартин?

– Видишь ли, – он спустился губами к пупку, и она то ли засмеялась, то ли застонала, потому что было очень сладко и щекотно, – я, конечно, очень, очень хочу сейчас просто раздвинуть тебе ноги и отыметь до звезд в глазах… чтобы ты и думать ни о чем больше не могла, Вики…

– И… почему? – от грубоватых его слов стало еще невыносимее, и бедра сами пошли в стороны, и голос стал почти жалобным.

– Но раз судьба дала нам второй первый раз… тогда-то я был нетерпеливым щенком. Ох, как я тебя хотел… ты сидела за партой, а я смотрел и представлял, как на этой парте я тебя…

Смотрел, смотрел. Так, что щеки заливало краской, и даже покоситься на него было боязно. А сейчас Виктория наглядеться на него не могла: на спине его перекатывались мышцы, и кожа была чуть влажной под ее ладонями, и тело его тяжело, сладко вжимало ее в диван.

– …И сейчас хочу. В глазах темнеет, как хочу, Вик. Какая ты солененькая, ум-м-м… – маг лизнул под пупком. – Как море. Был слишком нетерпелив… да-а-а… А сейчас я… я…

Мартин вдруг решительно поднял голову, тряхнул темными волосами, усмехнулся и снова потянулся к ее губам.

– А сейчас, – сказал барон хрипло, когда оторвался от нее – и голос его теперь прерывался от тяжелого дыхания и был серьезен до иронии, – я возьму тебя не раньше, чем ты начнешь кричать и умолять меня об этом, родная. Потому что я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне уже хорошо, правда, – Вики с трудом вдохнула густой, напоенный запахом его возбуждения воздух, от которого голову сносило не хуже, чем от его поцелуев. Маг усмехнулся:

– Этого мало. Нужно, чтобы когда-нибудь потом, когда ты будешь сердиться на меня, мне достаточно было бы сделать так, – Мартин прикусил ей мочку зубами, и она застонала, не прислушиваясь к его словам, – или так, – и крепкая его ладонь погладила ее по бедру, сжала упругую ягодицу, – чтобы ты… обо всем забыла.

И этот бессовестный, невыносимый, слишком много разговаривающий мужчина выполнил свое обещание, несмотря на то что никак не хотел серьезно относиться к такому серьезному занятию. Заставил ее кричать, хвататься за него и умолять – и за этот второй первый раз власкал, вбил, вцеловал в нее понимание, что теперь-то уж она от него никогда и никуда не денется.

21 января, суббота, Инляндия

Максимилиан Тротт

Профессор Тротт закончил отжиматься на пальцах, потянулся, выгнулся, упираясь ладонями в пол, и поднялся. Промокнул лицо полотенцем, переводя дыхание, аккуратно сложил его, недовольно повертел левой рукой, потряс кистью. Слабо, еще очень слабо. Инъекции помогают укреплять мышцы, улучшают физические параметры, но все равно последнюю сотню отжиманий он делает через боль, на чистом упрямстве.

К Четери в Пески уже какой день было не пробиться, и молчала сигналка, но это не повод прекращать тренировки. И лорд Макс, как истинный перфекционист, изматывал себя едва ли не больше, чем в дни занятий. Не только потому, что хотел стать лучшим. Упражнения с клинками удивительным образом укрепляли умение концентрироваться и волю, повышали работоспособность. Очищали разум от страстей и эмоций. Притупляли страх – а Макс уже очень устал бояться.

Инляндец снял влажную футболку, скинул обувь и вышел на заснеженную поляну у дома. Пока мышцы еще разогреты, понаклонялся, потянул руки, ноги и достал из воздуха свои клинки, Дезеиды. И следующие два часа с той же одержимостью, с которой делал все остальное, повторял боевые приемы, прыгал с клинками, крутился, разворачивался, приседал, отклонялся; тело его, изначально умиравшее от нагрузок, с каждым днем становилось все гибче, а движения – точнее.

Когда он остановился, холода не ощущалось вообще. От плеч и мокрой груди тек парок, в ушах бешено стучала кровь, а организм потряхивало от удовольствия. Макс, щурясь от неожиданно появившегося солнца, заигравшего искрами на вытоптанном снегу и светлых лезвиях, убрал клинки, чувствуя холодок в ладонях, когда они скользнули в первый слой ауры, и направился к дому.

За спиной его шумели дубы-стражи. Непривычно шумели; он обернулся, присмотрелся и чуть дернул губами. Завязанная на саженцы стихия Земли давно уже вызрела в маленьких стихийных духов, подчиняющихся только ему. Много лет они жили рядом, живые деревья и нелюдимый инляндец, и странное у них было к хозяину отношение. Дубы рьяно защищали дом от незваных гостей, радовались, как дети, когда он появлялся в чаще, чтобы осмотреть их: нет ли болезни, не нужна ли помощь, – игриво обсыпая его желудями или росой, тянулись поцарапать – привязку он делал на своей крови и иногда подпитывал их, – и погладить ветвями.

А сейчас они дергали ветками в одном ритме, повторяя его недавние наклоны и взмахи руками. И это было забавно. С охранниками-дубами получилось как всегда: решая одну задачу, он нечаянно поднял целый пласт, не освоенный современной магнаукой.

«Надо бы, конечно, исследовать этот феномен, но нет времени, – думал он, шагая к ванной. – Или привлечь стажеров… Кого-то из студентов? Пусть изучат развитие привязанных духов, составят механизм их искусственного выращивания… остихийненные предметы быта могут изменить мир…»

Перед глазами тут же встала некая студентка, с визгом носящаяся среди дубов и задающая тысячу вопросов, и Тротт раздраженно поморщился, мотнул головой. Нет. Не вытерпит он в своем личном пространстве даже самых толковых из молодых ученых. А уж студентам и особенно студенткам вовсе грозит быть прикопанными под этими самыми дубами.

Макс разделся, тут же запустив стиральную машинку, встал под горячий душ, оперся руками о стенку и опустил голову. Пять минут отдыха, быстрый обед и работа. Любимая верная работа.

Плечо от почти кипятка пощипывало, и Макс чуть двинулся в сторону, потер саднящую кожу ладонью. Благодаря занятиям с Четом он давно не использовал репеллент, но этим утром проснулся, хватая ртом воздух и чувствуя приближение приступа, – и успел вколоть себе в вену дозу, всегда лежащую на прикроватном столике. А потом уже, когда успокоился, сходил в лабораторию и для верности сделал себе очередную импликацию. Хорошо, что успел до внезапного появления друзей.