Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь [litres]

– Пива мне, – сказал Макс хозяину. – Я работу ищу. Слышал, тебе охранник нужен. Возьмешь меня?

Владелец харчевни смачно и хрипяще прочистил горло, поднялся из-за стола.

– Венин, налей ему пива.

Одна из женщин тихой тенью скользнула на кухню. Хозяин обошел гостя, прохрипел что-то уничижительное.

– Мелковат ты для охраны, странник. Зашибут.

– Проверь, – предложил Макс спокойно.

– Кешти! – окликнул хозяин одного из тройки сидящих у очага мужиков. – Разомнись-ка!

Тот, кого назвали Кешти, встал, ухмыльнулся и с удивительной скоростью для такой туши бросился вперед, двинул кулаком – Охтор отклонился вправо, поднырнул под руку, вывернул ее, придавая ускорения, и выбросил проверяльщика за дверь, с грохотом распахнувшуюся от удара.

– Повезло, – буркнул второй, оглянувшись и снова уставившись на огонь.

– Проверь, – повторил Тротт нелюбезно. В дверь вплывал грязный противник – тряс рукой и ругался.

– Ишь, ящер, – недобро прищурился хозяин. – Кешти, втроем?

– А то! – прогундосил гороподобный, приближаясь. Встали и двое у очага. Макс повертел головой и едва не пропустил удар в бок. Тут уже противников он не берег: они действовали слаженно – видимо, давно наемничали вместе, – но в ограниченном пространстве мешали друг другу. Хрустели кости, летели зубы, а он уклонялся от ударов и захватов, сам бил точно, в нужные точки. Уронил одного, вырубил ударом под дых второго и все-таки получил по лицу. В голове зазвенело, потекла юшка, и он, не глядя, вскочил за спину Кешти, запрыгнул на него, зажал горло, поворачивая голову в сторону. Противник хрипел, рычал, шатался по харчевне, пытаясь ударить выскочку о стену, – как вдруг их окатило ледяной водой, и они зафыркали, яростно глядя в сторону хозяина.

– Хватит! – рявкнул тот довольно. – Кешти, хорош?

– Да он, ***, чуть к праотцам меня не отправил, – просипел гороподобный, разминая горло. Макс, задрав голову, правил себе нос – больно было до жути.

– Дай сюда, – проворчал хозяин, взялся за распухший нос пальцами-сардельками, повернул в сторону – Охтор взвыл. Кровь хлестала, как из резаной свиньи.

Тихая женщина-тень поставила на стол пиво.

– Венин, – рявкнул хозяин, – попользуй его. Чтоб к вечеру был как новенький.

– Берешь, что ли? – прогундосил Тротт.

– А то, – пробурчал хозяин. Недавние противники, кривясь и хромая, подходили, хлопали его обеими руками по плечам – местное приветствие. – Ты откуда такой резвый будешь?

– С юга, – неохотно ответил Макс, – дом сгорел, решил в столицу податься. Последние гроши остались.

– Нищета, – хмыкнул хозяин. – Как зовут тебя?

– Торши, – отозвался Макс, поднимая пиво.

– Меня зови Якоши, – хозяин хлопнул его по плечам. – Дам кров и еду. Спать будешь на чердаке. Девок моих иметь только по утрам, когда постояльцев нет. Платить буду каждый день, а то у нас так, – он захохотал, сотрясаясь, – сегодня денег не взял, а завтра они тебе уже не понадобились. С посетителями не задираться, молчать; если увидишь – знак делаю – разнимай, выводи. Ножей берегись: выпустят потроха – плакать по тебе никто не будет.

– По предыдущему тоже не плакали? – поинтересовался Макс.

Свиноподобный Якоши захохотал, будто он сказал что-то смешное, и снова хлопнул его по плечу.

– Венин, – рявкнул он, и женщина-тень повернула голову. – Веди, лечи. Покажи, где спать будет. Потом накормишь – и спускайся, выходной, солдатни много будет, и тебе много работы.

Макс поднялся за женщиной на чердачок. Душно и влажно было здесь, и поместился только топчан. Благо, было прорублено окно в стене.

Венин, опустив глаза в пол и держа горшочек с мазью, ждала, пока он кинет котомку на топчан, сядет.

– Можешь подойти, – сказал Макс и поднял лицо. Женщина щедро мазала его мазью, терпко пахнущей болотом и почему-то хлоркой, добавила в ноздри – он опять едва не взвыл. Чтобы отвлечься, принялся рассматривать ее. Опрятная, не похожа на спившихся и опустившихся женщин, существующих при таких вот харчевнях, с равнодушными серыми глазами и русыми волосами. Одежда – просто несколько раз обмотанный вокруг груди длинный кусок ткани. Кажется, что служанке за тридцать, хотя здесь женщины быстро стареют, и ей вполне может не быть еще двадцати. На ладони – выжженное клеймо. Бывшая рабыня храма. А теперь – разносчица и шлюха для солдатни.

– Почему себя не лечишь? – спросил он, заметив на ее плече укус. Воспаленный.

Она не ответила – опустила глаза. Закончила лечение, остановилась, сжала горшочек.

– Иди, Венин, – сказал Макс. В глазах ее промелькнуло облегчение, и она спешно ушла прочь.

Вечером он сидел у входа в харчевню, осматривая прибывающих и слушая разговоры: не упомянет ли кто о грядущей войне? В помещении воняло прогорклым потом, кожей и кислятиной. Тройка покалеченных днем соперников тоже присутствовала тут, и такая существенная охрана не казалась излишней: здесь напивалась и ругалась толпа настоящего отребья, и драка была делом вполне предсказуемым. Вот уже в углу схватились двое – Макс приподнялся, но хозяин покачал головой, и пришлось опуститься на место. Те и правда быстро успокоились и в две глотки потребовали пива.

Подавальщиц то и дело утаскивали, бросая хозяину мелкие монетки на широкое блюдо; из-за стенки раздавалось сопение, стоны, да и почти все было видно, что происходит, – а после очередной раскрасневшийся от похоти мужик выходил, присаживался к своей компании. Женщины появлялись позже, такие же равнодушные, как и раньше, и продолжали монотонно обносить столы пивом и едой.

К концу вечера по кивку хозяина Кешти сотоварищи растащили лавки ближе к стенам, и владелец харчевни положил на пол серебряную монетку.

– Кто возьмет? – проорал он. – Серебро, комната для услады и лучшая моя девка до утра!

Видимо, это было местной традицией: дошедшие до кондиции наемники под рев поддерживающих без лишних вопросов стали выходить в центр. Кидали жребий и вставали напротив соперника. Бились только на кулаках – взявшегося за нож с позором вышвыривали за стены харчевни. Одного, разъярившегося и упившегося, все-таки пришлось выводить – он дергался, пытался ударить, но на улице, посчитав коленками булыжники, присмирел и, шатаясь, пополз прочь.

Наконец закончились и драки: победитель схватил монету, попробовал ее щербатыми зубами, взревел, схватил за руку Венин и потащил в клетушку – туда, куда махнул рукой хозяин.

Солдатня снова пила, курила местный горький табак, а седовласый скрюченный дед, тихо сидевший все это время в углу и наигрывавший на матаке – треугольной дощечке с зарубками, к которым лесенкой были прикреплены струны, – сел у очага прямо на пол и дрожащим тонким голосом запел. Потом, правда, распелся – наемники стучали кружками, подпевая военным песням, хохотали над похабными и тискали подавальщиц, хозяин ухмылялся; к ногам старика то и дело летели монетки.