Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь [litres]

– Венин, – зарычал он на служанку, что возилась у его ног, – что ты как муха ленивая сегодня? Ишь, помяли немного, в первый раз, что ли? Шевелись! Еще на кухне ничего не готово!

Женщина согнулась, работая тряпкой быстрее, повернулась – и встретилась безразличным взглядом с Максом. Замешкалась чуть-чуть.

– Вот дрянь, – почти любовно протянул Якоши и легко ткнул ее палкой в бок. Венин дернулась от боли и снова опустила голову.

«Это тебя не касается».

Макс поморщился, обозвал себя идиотом, выдернул из ножен нож и подбросил его к потолку. Лезвие вонзилось в древесину в центре хозяйского стола. Якоши тут же подскочил, перехватил палку; поднялся и Кешти от очага.

– Нравится нож? – ровно спросил Тротт. – Отдам почти даром.

Хозяин, недоверчиво щурясь, кивнул Кешти – успокойся, мол, – с трудом вытянул нож из стола, пощупал лезвие.

– Что хочешь за него?

– Женщина мне нужна, – объяснил Макс, глядя, как цокает языком Якоши, проворачивая его оружие. – Отдай мне Венин.

– Ишь, какой, – расхохотался хозяин. – Лучшую девку? Венин, – окликнул он зычно, – чем взяла-то? Или умеешь что, чего я не знаю? Один раз поимел и уже навсегда хочет, охо-хо!

Женщина предсказуемо не отреагировала, работая тряпкой между ними.

– Сам сказал, на улицах их много, хозяин, – трудно, ой трудно было добавить в голос почтительности, – а у меня женщины нет. Эта ласковая, молчит, работать умеет – мне много не надо.

– Ножом думаешь откупиться? – в глазах Якоши блеснул азарт торговца. – Маловато будет. За нее мне каждую ночь платят.

Тротт пожал плечами, протянул руку.

– Не хочешь, и ладно. Отдавай нож. За такой пять девок можно купить. А она слабая совсем – еще пара подобных ночей, и помрет. Смотри сам, а то без всего останешься.

Хозяин еще раз придирчиво осмотрел нож. Отдавать не спешил.

– И откуда такой у нищеты бродяжной? Не жалко? Без ножа у нас не выжить.

– У меня кулаки есть, хозяин, заработаю на новый.

Хозяин думал, морщил лоб, вертел нож.

– А кто ж ее кормить будет, странник? Она у меня не только ублажением занималась. И готовит, и убирает, да и я ее, признать, пользовал, как от себя-то отрывать?

Шел уже откровенный торг, и Тротт расслабился.

– И сейчас готовить и убирать будет, – сказал он, – только вечерами пусть у меня на чердаке сидит. Не люблю использованное. Бабу себе найдешь, кров Венин со мной разделит, не обеднеешь, а за работу едой оплатишь. Моя станет – не бить, только я ее бить могу. Согласен?

Якоши провел пальцем по острию, хмыкнул одобрительно. Покачал головой.

– Сразу видно, деревенский ты, странник. Дурак. Пожалеешь, надоест – обратно нож не проси.

– То не твоя печаль, – усмехнулся Тротт. – По рукам?

– По рукам, – рявкнул тот поспешно и подставил ладони для хлопка. И сунул нож за пояс.

Макс сделал шаг, остановился у рук женщины; та замерла, повернула голову.

– Все слышала? – сказал он. – Моя ты теперь. Дела доделаешь, и поднимайся наверх. Если кто обидит – покажешь, убью. Мое никто не должен трогать, понятно?

Не ей сказал, а так, чтобы мужики услышали.

Она снова опустила голову; хозяин позади что-то ехидно ворчал, трое охранников смотрели на Макса как на больного. А две оставшиеся женщины на Венин – с жалостью. Не прекращая натирать пол.

Вечер и начало ночи прошли под смрад алкоголя, крики и ругань наемников и песни едва приковылявшего сюда вчерашнего деда. Стычки вспыхивали чаще, становились злее – и Максу пришлось всерьез драться рядом с охранниками, усмиряя буйствующую упившуюся солдатню. Слава богам, никто не задел нос, но повозиться, задыхаясь от адреналина и злости, пришлось долго, а потом еще обыскивать бессознательные тела, вытаскивая монеты – оплату за пиво и закуску.

Пьяные тела свалили на задний двор.

– Они привычные, проспятся – в казармы пойдут, – сказал хозяин. Максу было все равно.

Он поднялся к себе, ополоснул лицо водой. Венин спала на полу, и он покачал головой, поднял ее и переложил на топчан. И сам лег рядом, сняв куртку и мгновенно вырубившись.

Под утро он проснулся, задыхаясь от острого плотского нетерпения, сжимая в кулаке чьи-то волосы, сделал несколько толчков вверх, и выгнулся, и застонал, сотрясаясь от удовольствия. Женщина подняла голову от его разгоряченных бедер, поцеловала руку, тихо легла рядом. Макс с трудом восстанавливал дыхание, приходя в себя. Посмотрел на нее – она искательно заглядывала ему в глаза.

Проклятый порченый мир.

– Тебе не нужно платить мне так, Венин, – сказал он хрипло и тихо. – Просто спи. Я тебя не прогоню, не бойся.

«Я просто уйду и оставлю тебя здесь. И ты удавишься от бессилия».

«Разве можно спасти всех женщин этого проклятого города? – снова спросил он себя. – Или этого мира?»

Вдруг безумно захотелось бросить все и уйти наверх, к себе. В свой чистый дом, к своей лаборатории, к своим студентам, у которых самая страшная беда – невозможность сдать физкультуру. К друзьям. К Алексу, спокойному и уравновешенному. К дурному, легкому как ветер Мартину, от которого никак нельзя огородиться – он все равно придет, нагрубит, посмеется и потянет в реальную жизнь.

Мысли, воспоминания и сны сплетались, ограждая Тротта от окружающей грязи.

«Но ведь можно спасти хотя бы одну, – сказал бы ему фон Съедентент. – Если выбор между „никого“ и „хотя бы одну“, то почему ты сомневаешься, Малыш?»

Потому что это неразумно и бесполезно. С ней я не смогу уйти. Потому что она погибнет в лесу. И меня погубит.

«Здесь она погибнет точно, – не унимался фантомный фон Съедентент, – а там ты дашь ей шанс. Да и сможешь ли ты жить, зная, что оставил ее в этом дерьме?»

Макс желчно фыркнул; женщина у плеча снова замерла, затем успокоилась, задышала ровнее.

Мартин всегда был прекраснодушным дураком.

А все же жаль, что нельзя прийти в этот мир вчетвером. Здесь не действует стихийная магия Туры, здесь мы обычные люди. А будь мы в силе… почистили бы его.

Он покачал головой, уже почти заснув.

Ну и кто тут прекраснодушный дурак?

Нижний мир, столица империи Лакшия

Максимилиан Тротт

С утра он снова колол дрова, таскал для хозяина воду из колодца – тот собирался опять варить пиво. Затем сел есть. Венин, одетая в купленную Максом рубаху, с хитро заплетенными волосами, опять драила полы рядом с другими женщинами, и те, не сдержав любопытства, что-то шептали ей, косясь на Макса; она только розовела.

– Ишь, расцвела, – с сожалением сказал Якоши, останавливаясь подле нее. – Волосы заплела, как мужняя. Может, зазря я тебя отдал, а, Венин?

Она сжалась. Макс опустил на стол кружку, поднимаясь из-за стола. Хозяин покосился на него, захохотал.

– А злющий-то, чисто самка охонга в период спаривания! Ты, странник, не сжимай зубы-то, выгоню! Думаешь, других охотников на работу не найдется? Купил – твоя. Понимание тоже имею.