Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

– Это ты его погубил? – Холланд всегда считал, что беда, сгубившая Черный Лондон, была огромной и неодолимой, что она порождена слабостью, алчностью и жаждой. Ему и в голову не приходило, что у нее есть исток и имя. Что это осхок.

«Он погиб, – повторила статуя. – Как гибнет все живое».

– Как? – потребовал ответа Холланд. – Как он погиб?

«Я… не знал, что люди так хрупки, – сказало существо. – Надо было… поосторожнее. Но…»

Но было уже поздно, подумал Холланд. Никого не осталось в живых.

«Я – твое спасение», – повторил король, словно напоминая.

– Чего ты хочешь?

«Услуга за услугу. – Невидимый ветер подул сильнее, и статуя будто склонилась. – Чего ты хочешь, антари?»

Холланд попытался сохранить твердость, но ответы потекли рекой. Жить. Стать свободным. Потом он подумал о своем мире, изголодавшемся по силе, по жизни. Он умирает, и не мгновенно, как этот мир, а медленно и мучительно.

«Чего ты хочешь, Холланд?»

Он хотел спасти свой мир. Перед его мысленным взором Лондон – его родной Лондон – возвращался к жизни. Он увидел себя самого на троне, яркое голубое небо над дворцом без крыши, ощутил теплые лучи солнца…

– Нет, – отрезал он, сжимая раненое плечо. От боли потемнело в глазах. Это ловушка, западня.

«Ничего не дается даром, – произнес Осарон. – Так уж заведено. Отдавать и брать. Можешь остаться здесь и погибнуть впустую, и твой мир тоже погибнет. А можешь спасти его. Выбор за тобой».

– А чего хочешь ты? – спросил Холланд.

«Жить, – ответила тень. – Я могу спасти твою жизнь. Могу спасти твой мир. Все очень просто, антари. Моя сила в обмен на твое тело».

– А чей будет разум? – спросил Холланд. – Чья воля?

«Наши», – промурлыкал король.

В груди у Холланда заныло. Еще одни путы. Когда же он наконец станет свободен?

Он закрыл глаза и снова очутился на троне, под ослепительным небом.

«Ну что, – спросил призрачный король, – договорились?»

Арнезийское море

– Бард, чтоб тебя, кошку подпалишь!

Лайла резко подняла голову. Она сидела на краешке стула в каюте Алукарда и держала в ладонях огонь. И отвлеклась: пламя потянулось к полу, откуда Эса по-кошачьи пристально взирала на происходящее.

Ойкнув, Лайла сложила ладони и погасила пламя, пока оно не лизнуло кончик пушистого белого хвоста.

– Прости. – Она откинулась на спинку стула. – Заскучала, наверное.

Честно говоря, Лайла дико устала. Спала она теперь даже меньше, чем обычно, каждую свободную минуту проводила у Алукарда, упражняясь в магии. Она делала все, чему он ее учил, и даже немного больше. А когда ложилась, сон не шел: мысли неизменно уносились в Лондон. К турниру. И к Келлу.

– Похоже на то, – проворчал Алукард и от греха подальше пересадил Эсу на стол.

– А чего ты ждал? – зевнула Лайла. – Я это пламя целый день держу.

– Сорок три минуты, – уточнил он, посмотрев на часы. – И цель этого упражнения – научить тебя сосредоточенности.

– Ладно уж, – сдалась она и налила себе вина. – Признаю, я отвлеклась.

– И что же тебя отвлекло: моя неотразимая особа или наше скорое прибытие?

Лайла поднесла бокал к губам. Вино было густое и сладкое, крепче, чем то, что он обычно держал на столе.

– Тебе доводилось бороться с вескийцами? – спросила она, меняя тему.

Алукард взял бокал.

– На задворках таверны – да. На турнире – нет.

– А с фароанцами?

– Гм… – Он опустился в соседнее кресло. – Если их боевая доблесть сравнима с тем, как они ведут себя в постели…

– Не паясничай, – перебила она. – Ведь на Эссен Таш тебе предстоит сражаться и с теми, и с другими.

– Если, конечно, не проиграю в первом же раунде.

– Что ты о них знаешь? – не отставала Лайла. – Об их мастерстве? О боевом стиле?

Он приподнял бровь. Блеснул сапфир.

– Ты ужасно настырная.

– Я от природы любознательна, – возразила она. – Хочешь верь, хочешь не верь, но мне бы не хотелось после турнира искать себе нового капитана.

– О, не беспокойся, там обычно никто не гибнет, – ответил Алукард. Лайла мрачно посмотрела на него, но он продолжил: – А известно мне о них вот что. Помимо того что вескийцы высоки, как деревья, а фароанцы безудержно копируют мою манеру украшать лицо, оба эти народа имеют диковинные взгляды на магию.

– Как это? – Лайла отставила бокал.

– Ну, у нас, арнезийцев, источником магии считается Айл. Мы верим, что магия течет через весь мир, как река через нашу столицу. Как кровь по венам. А вескийцы верят в свои горы – те будто бы приближают их к богам, каждый из которых воплощает одну из стихий. Они люди сильные, но полагаются на физическую мощь. Если ты сам как гора, значит, и магия в тебе сильна.

– А фароанцы? Какой у них источник?

Алукард пригубил вино.

– В том-то и дело. Источника у них нет. Фароанцы верят, что магия везде. И в каком-то смысле они правы. Строго говоря, магией пронизано все на свете, но они утверждают, что могут достичь самого сердца мира, просто подойдя к нему. Себя они считают благословенной расой. Маги у них высокомерные, но могущественные. Может, они и вправду нашли способ превращать себя в сосуды силы. А может, привязывают к себе магию своими камнями на коже. – При этих словах в его голосе послышалась неприязнь, и Лайла вспомнила, как Келл рассказывал о жителях Белого Лондона: они стараются притянуть к себе силу татуировками, и Красные лондонцы считают это позором. – А может, все это просто показуха.

– И тебя не беспокоит, что все они верят по-разному?

– А чего мне беспокоиться? – удивился Алукард. – На самом деле верим мы в одно и то же, просто называем по-разному. Это не преступление.

Лайла хмыкнула. Вот бы в ее мире думали так же.

– Эссен Таш – это в какой-то мере урок, – продолжал Алукард. – Он учит: не важно, как ты называешь магию, главное – верить в нее.

– Ты и вправду считаешь, что можешь победить на турнире? – спросила она.

– Вряд ли, – усмехнулся он.

– Тогда зачем идешь?

– Потому что схватка – это само по себе интересно, – пояснил он и, заметив ее скептический взгляд, добавил: – Не делай вид, будто не понимаешь этого. Я не раз видел, как ты рвешься в бой очертя голову.

– Дело не в этом…

Дело и вправду было не в этом. Лайла просто пыталась представить себе Алукарда в разгар магической дуэли. И не могла, потому что ни разу не видела, как капитан сражается. Нет, бывало, конечно, что он доставал шпагу и делал картинные взмахи, но большей частью просто стоял в сторонке. Она и не догадывалась, как он силен в магии, пока в Сейзенроше он не показал свое искусство. Это далось ему без видимых усилий, и ей очень захотелось увидеть капитана в деле. Он пылает, как сгусток энергии, или легок, как ветерок? Или он как Келл, который умудрялся быть и тем, и другим?