Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

Келл откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Все не так уж плохо, – подбодрил Рай. – Зато ты успел выйти из состязания.

От этого Келлу стало еще горше. Пальцы потянулись к амулетам на шее, и он с трудом подавил желание сбежать. Но нельзя: что бы ни думал король, Келл всей душой предан королевскому дому, своей семье. Брату.

Принц подался вперед, не желая замечать, какая буря бушует в душе у Келла.

– Ну, – сказал он, – что наденем на праздник?

– Иди ты со своим праздником, – буркнул Келл.

– Да ладно. Там тебя не искусают. Кроме того, а что, если на празднике появится некая молодая особа со склонностью к переодеванию? Неужели ты упустишь такой случай?

Келл оторвал голову от подушки.

– Ей вообще нельзя было состязаться.

– Поздно. Она уже достигла немалых успехов. Возможно, ты ее недооценивал.

– Я ей поддался.

– И все остальные тоже? – весело спросил Рай. – Мне показалось, она вполне способна за себя постоять.

Келл застонал. Это правда. Но совершенно невозможно. Впрочем, как и все, что делает Лайла. Он встал.

– Так уж и быть.

– Развлечешься немного.

– Но больше никакого красного с золотом, – заявил Келл и вывернул плащ. – Сегодня я буду в черном.

Лайла вошла в палатку. Калла напевала, подкалывая булавками подол юбки.

– Лайла! – кинулась она навстречу. – Аван! Чем могу быть полезна? Нужна шляпа? Может быть, манжеты?

– Дело в том… – Лайла провела рукой по вешалке с плащами, вздохнула и повернулась к платьям. – В общем, мне нужно вот это. – Глядя на пышные непрактичные наряды, она испытывала что-то вроде ужаса, но Калла расплылась в восторженной улыбке. – И не удивляйтесь, – добавила Лайла. – Это для мастера Келла.

Улыбка портнихи стала еще шире.

– По какому случаю?

– Турнирный бал. – Лайла потянулась к одному из платьев, но Калла шлепнула ее по руке.

– Никакого черного, – твердо сказала она. – Если уж решила приодеться, нарядись как следует.

– А что плохого в черном? Замечательный цвет.

– Да. Чтобы прятаться и растворяться среди теней. Чтобы штурмовать замки. Но не для бала. В прошлый раз я отпустила тебя в черном, а потом всю зиму мучилась.

– Если так, то у вас, наверное, мало своих забот.

Калла укоризненно покачала головой и обернулась к коллекции платьев. Лайла ощупывала их взглядом, поморщилась при виде яично-желтой юбки, пурпурных бархатных рукавов. Они походили на спелые фрукты, на изысканные десерты. Лайле хотелось выглядеть величественно, а не пробуждать аппетит.

– Вот, – сказала Калла и сняла с вешалки одно из платьев. Лайла внутренне сжалась. – Нравится?

Оно было не черное, но и не конфетно-яркое. Темно-зеленое, как ночной лес, где сквозь листву пробиваются лунные лучи.

В первый раз Лайла сбежала из дома – если его можно так назвать, – когда ей было десять лет. Она пришла в Сент-Джеймсский парк, забралась на невысокое дерево и просидела там всю ночь, дрожа от холода и глядя сквозь ветки на луну, мечтая о дальних краях. Утром притащилась обратно и обнаружила дома беспробудно пьяного отца. Он даже не заметил, что дочка пропадала.

Калла заметила тень у нее на лице.

– Не нравится?

– Очень красивое, – сказала Лайла. – Но не для меня. – Она с трудом подбирала слова. – Не для той, какая я сейчас. А для той, какой была раньше.

Калла кивнула, повесила платье обратно.

– Ну-ка, ну-ка… – Она отыскала еще одно. – А вот это?

Платье было… неописуемое. Цвет где-то между синим и серым, и все усеяно тысячами серебряных капелек. По лифу и рукавам пробегали лучи света, и казалось, что платье переливается сумрачным блеском.

Оно вызывало в памяти море и ночное небо. Блеск ножей, звездный свет и свободу.

– То, что надо, – прошептала Лайла.

Она попыталась примерить платье и только сейчас поняла, как сложно оно устроено. В руках у Каллы оно выглядело как стопка красиво сшитых лоскутов, но на самом деле представляло собой очень хитрую конструкцию.

Очевидно, этой зимой в моде были сложные фасоны – сотни застежек, пуговиц, зажимов. Изрядно повозившись, Калла как-то умудрилась переодеть Лайлу в новый наряд.

– Анеш , – вздохнула она, справившись наконец.

Лайла осторожно посмотрела в зеркало, ожидая обнаружить на себе хитроумное пыточное устройство. Но вместо этого ахнула от изумления.

Сложный фасон придал худенькой фигурке Лайлы округлости, пусть и скромные. У нее появилась талия. Выше талии платье мало чем помогло, поскольку работать было практически не с чем, но, к счастью, этой зимой было модно подчеркивать плечи, а не бюст. Воротник смутно напомнил Лайле изгиб ее новой маски. Это воспоминание придало ей сил.

Строго говоря, это был еще один маскарадный костюм.

К огорчению Каллы, Лайла осталась в узких черных брюках и сапогах, заявив, что их все равно никто не увидит.

– Надеюсь, снять платье будет проще, чем надеть? – спросила Лайла.

Калла приподняла бровь:

– Думаешь, мастер Келл не знает, как это делается?

Лайла вспыхнула. Надо было развеять догадки портнихи еще много месяцев назад, но из-за этих догадок – о том, что Лайла и Келл… гм… обручены или хотя бы как-то связаны – Калла в первую очередь и согласилась ей помогать. И помощь ее была неоценимой. Так что – прочь, гордость.

– Сначала надо отстегнуть вот это. – Калла показала две булавки внизу корсета.

Лайла потянулась руками за спину, ощупала кружева, размышляя, можно ли спрятать под ними кинжал.

– Сядь, – велела портниха.

– Не знаю, получится ли…

Калла укоризненно покачала головой и указала на табуретку. Лайла осторожно опустилась.

– Не бойся. Платье не порвется.

– Я не за платье боюсь, – пробормотала Лайла. Неудивительно, что женщины, которых она обкрадывала, так часто падали в обморок. Они просто не могли дышать, и Лайла была уверена, что их корсеты не были и вполовину такими тесными.

«Хватит ныть, – велела себе Лайла. – Я и пяти минут в платье не проходила, а уже расхныкалась».

– Закрой глаза.

Лайла недоверчиво моргнула.

– Токк , доверься мне.

Доверять Лайла не умела. Но, раз уж начала, придется пройти до конца, тем более что на ней новое платье. Она закрыла глаза, и Калла втерла что-то под бровями, а затем в губы.

Не раскрывая глаз, Лайла чувствовала, как по волосам прошлась расческа, мягкие пальцы начали перебирать пряди.

За работой Калла напевала, и Лайле внезапно взгрустнулось. Мамы не было на свете уже давно, и Лайла с трудом воскрешала в памяти прикосновение ее рук, звук ее голоса.

«Тигр, о тигр, светло горящий…»

Ладони вспыхнули, и Лайла, опасаясь ненароком поджечь платье, поспешно свела их и сосредоточилась на ковровых стенах палатки и легкой боли от заколок, скользящих по голове.