Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза

– Госпожа права в том, – показала Душечка, – что, когда Властелин готов восстать, старые свары отступают. Меня беспокоит другое: реальна ли угроза? Или это всего лишь хитроумная интрига, на которую, как мы знаем, Госпожа способна?

– Реальна, – ответил я. – Меня убедил Ворон. Он был уверен в этом задолго до того, как у слуг Госпожи появились первые подозрения. Насколько я знаю, их убедили именно собранные им свидетельства.

– Гоблин и Одноглазый – они живы?

– Я не слыхал, чтобы их поймали.

– Они должны быть где-то недалеко. Документы. Ключ все же в них.

– Даже если в них нет имени Госпожи, а только имя ее супруга?

– Она желала их видеть?

– Подозреваю, да. Меня отпустили по определенному поводу, но причины за этим поводом я не вижу.

– Так я и думала. – Душечка кивнула.

– Но я убежден – она искренна. Властелин представляет опасность более грозную и близкую. А предусмотреть, каким способом она может предать нас, несложно.

– Остается Ворон. Вот мы и приехали.

– Да.

– Я подумаю, Костоправ.

– У нас мало времени.

– У нас все время в мире. Я подумаю. А вы с подружкой пока переводите.

Я понял: меня отсылают еще до того, как мы добрались до причины этой приватной беседы. Лицо у Душечки было каменное. Что творится за камнем – не разберешь. Я медленно двинулся к дверям.

– Костоправ, постой, – показала она.

Я остановился. Начинается.

– Кто она, Костоправ?

Проклятье! Опять меня обошли. Холодок по спине. Чувство вины. Я не хотел врать Душечке в лицо.

– Просто женщина.

– Значит, ничего особенного? А может быть, близкий друг?

– Кое-что особенное в ней есть. На свой лад.

– Понимаю. Попроси Молчуна зайти.

Я снова поднялся, молча кивая. Она не задерживала меня, пока я не начал открывать дверь.

Она приказала сесть – я подчинился. Душечка осталась на ногах.

– Ты думаешь, что я холодно отношусь к новостям, – показала она, расхаживая по комнате. – Тебе неприятно, что я встретила весть о том, что Ворон жив, без особенной радости.

– Нет. Я думал, это потрясет тебя. Взволнует.

– Не потрясло. Я ожидала чего-то в этом роде. Расстроило – да. Когда открываются старые раны, очень больно.

Я изумленно смотрел, как она мечется.

– Наш Ворон. Он так и не вырос. Неколебим как скала. Лишен малейших следов обезволивающей совести. Силен. Хитер. Жёсток. Жесток. Все это, и сверх того. Так? Так. И трус.

– Что? Как ты можешь…

– Он сбежал. Много лет назад его жена оказалась замешана в каких-то махинациях с Хромым. Думаешь, он попытался узнать правду, во всем разобраться? Нет, он убивал. И записался в Черный Отряд, чтобы убивать. Он бросил двух младенцев на произвол судьбы.

Душечка кипела. Она раскрывала тайны, выплескивая наружу то, что я знал прежде лишь по смутным, расплывчатым намекам.

– Не защищай его, – говорила она. – Я не преминула выяснить. Он бежал из Черного Отряда. Ради меня? Это был повод, а не причина. Он боялся привязанности. Почему он подобрал меня в той деревне? Чувствовал себя виноватым оттого, что бросил собственных детей. Я была безопасным ребенком. И, оставаясь ребенком, я оставалась безопасной – вклад капитала чувств. Но я выросла, Костоправ. И все эти годы для меня не существовало другого мужчины.

А мне следовало догадаться. Я ведь видела, как он отталкивал людей, едва те пытались сблизиться с ним не на его условиях. Но после того кошмара, что он сотворил в Можжевельнике, показалось, что я смогу вернуть его. Когда мы бежали на юг от Госпожи и Отряда, я призналась ему в своих чувствах. Открыла копилку, где хранила мечты с тех самых пор, как начала думать о мужчинах.

И он переменился. Он походил на перепуганного зверя в клетке. Когда появился с остатком Отряда Лейтенант, Ворон тут же успокоился. А через пару часов был уже «мертв».

У меня уже тогда возникли подозрения. В глубине души я все знала. Только поэтому я сейчас не превратилась в тряпку, как ты ожидал. Ты знаешь, что иногда по ночам я плачу. Я плачу по детским мечтам. Потому что они не умирают, хотя я бессильна воплотить их. Я плачу, потому что не могу осуществить единственное свое настоящее желание. Понимаешь?

Я вспомнил Госпожу, вспомнил ее судьбу и кивнул. Ответить было нечего.

– Я сейчас снова расплачусь. Уходи. Пожалуйста. И пришли сюда Молчуна.

Искать Молчуна не понадобилось – он ждал в зале совещаний. Я посмотрел заходящему в ее комнату колдуну в спину, раздумывая, мерещится мне или это предвидение.

Душечка дала мне немало поводов для размышлений.

Стоит установить крайний срок – и время летит к нему стремительно, как будто лопнула перетянутая пружина в часах Вселенной. Четыре дня коту под хвост – фьють! А ведь я почти не тратил времени на сон.

Мы с Ардат трудились как проклятые. Она читала вслух, переводя с листа. Я записывал, пока руки не сводила судорога. Иногда меня сменял Молчун.

Ради проверки я подсовывал ей уже переведенные документы, особенно те, над которыми мы работали со Следопытом. Нередко встречались расхождения.

На четвертое утро я напал на след. Мы возились с одним из списков. Званый вечер с такими гостями в наше время назывался бы подготовкой к войне или самое меньшее к бунту. Имя за именем. Господин Такой-то из Оттуда-то, с госпожой Такой-то, шестнадцать титулов, из них действительности соответствуют четыре. К тому времени, когда герольды объявляли последнее имя, гости должны были скончаться от старости.

И где-то в середине списка Госпожа на мгновение сбилась.

«Ага! – сказал я себе. – Что-то близко». Я навострил уши.

Чтение продолжалось как ни в чем не бывало. Через несколько минут я уже не был уверен, что не померещилось. Разумно предположить, что насторожившее ее имя – не то, что она произносила в тот момент. Она вынуждена была подстраиваться под скорость моего письма. Ее глаза далеко обгоняли мою руку.

Но ни одно из имен в списке не показалось мне знакомым.

Я собрался позже просмотреть список еще раз, в одиночестве, надеясь, что Госпожа что-то пропустила.

Но не вышло.

– Перерыв, – сказала Госпожа после полудня. – Я хочу чаю. Костоправ, ты будешь?

– Обязательно. И хлеба ломоть.

Я царапал бумагу еще с полминуты, прежде чем сообразил, что произошло.

Что? Сама Госпожа подает мне чай? А я ей машинально приказываю? Меня перекосило. Насколько же она вжилась в роль? И насколько ее играет? Она небось уже который век не заваривает себе чай. Если вообще это когда-то делала.

Я встал, собираясь пойти за ней, но у выхода замер.