Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

Катарин .

Этим я будто поднимал ее из мертвых. Я видел ее, слышал ее голос, когда рассказывал о ней Лии. Когда я вслух произнес ее имя, внутри у меня что-то прорвалось, и я уже не мог остановиться, замолчать. Лия слушала, а я продолжал говорить, рассказывать ей о том, как мама любила меня – единственный человек, который вообще любил меня. Я и не думал делиться этим с Лией, но в темноте, стоило назвать имя, слова хлынули потоком, и я выложил все, даже про цвет ее глаз.

И про цвет глаз отца. Но нет. Это воспоминание прервало поток. Я не обо всем ей поведал.

Лия. Звучит, как тихий шелест ветра .

Сперва я думал, что это и есть ветер, что все дело в долгих часах, проведенных в седле. Когда Лия в первый раз назвала свое имя в таверне, оно напомнило мне шорохи, слышанные в саванне. Лия , шептал ветер над каньонами пустыни, Лия , звал издалека волк. Лия , ласково пело мое сердце еще задолго до того, как я впервые увидел девушку. И потом… Лия , когда я стоял в ее темной комнатке, с ножом в руке. В конце концов я больше не мог игнорировать этот звук, я слышал его, хотя и почти сумел подавить, изгнать из своей жизни с той поры, как встретил Комизара. Осознав это, я ощутил только боль.

И использовал ее так, как делала Лия. Я поклялся себе, что жена отца, хозяйка имения, умрет долгой и мучительной смертью – хотя в жизни ничего подобного еще не видел. Мне было восемь лет, я исходил бессильной злобой, видя, как умирает моя мама, а не один из моих ничтожных сводных братьев и не эта женщина, ни разу не проявившая ко мне доброты. Тогда меня впервые высекли. Это сделал мой отец, своими руками, а не руками попрошаек. Прочие шрамы, на коже, ложились уже поверх тех, первых, исполосовавших душу.

Кто был этот лорд, Каден?

Его имя я не назову никому, даже Лии, – но в день, когда смерть настигнет его, он умрет с моим именем на устах. Мое имя он выдохнет с последним дыханием, когда поймет, что собственный сын предает его смерти. Долгие годы эта мысль согревала меня. Наши планы . Этот момент всегда незримо присутствовал в них.

Мы прошли через перевал и собирались спуститься на равнину, когда заметили кого-то далеко впереди. Я приказал спутникам остановиться, и подождал, пока те не подъехали ближе. Поняв, кто перед нами, я вздохнул и, махнув рукой, поскакал навстречу. Нам нельзя расслабляться . А наместник Арлестона пренебрег этим правилом. Сворачивать шею некому. Он был уже мертв. К нам направлялся небольшой отряд под цветами Арлестона, и всадник впереди был, очевидно, новым наместником. Крепкий, но не юнец, какими чаще всего бывают претенденты. Меня это не интересовало. Он ехал в правильном направлении, знал о своих обязанностях, остальное не имело значения. Теперь я мог с чистой совестью вернуться в Санктум. Вернуться домой, к Лии. Последний заблудший наместник найден.

– Сюда, – буркнул Ульрикс, тыча пальцем в дверь перед собой, – я зайду через два часа.

– Мне не нужно столько времени, чтобы помыться.

– А мне на мои дела нужно столько времени. Сиди тихо, пока я за тобой не вернусь.

Мой страж потопал прочь, все еще негодуя из-за того, что вчера вечером я выиграл у него в карты право на горячую ванну. Он утверждал, что поддался и позволил мне победить только потому, что от меня невыносимо воняет. Скорее всего, так оно и было.

Как ни хотелось мне принять наконец желанную ванну, на самом деле цель у меня была другая: лучше познакомиться с устройством Санктума. К тому же я знал, что баня размещается ближе к башне, где в комнате Кадена жила Лия. Хотя я уже пользовался определенной свободой передвижения, на посещение отдаленных частей Санктума, да еще в одиночку, эти послабления не распространялись. Отвлекая внимание Ульрикса безобидными вопросами, я запоминал дорогу, по его ответам пытаясь сообразить, какими проходами и коридорами здесь пользуются особенно часто и куда они ведут. Ульрикс, хоть и кипятился, оказался весьма полезен.

Я открыл дверь ванной комнаты, где, как и было обещано, обнаружил ванну, наполненную водой. Я опустил в нее руку. Горячая? Скорее, чуть теплая, но и то было счастьем после всех этих дней, когда я мог только ополоснуться в тазу с ледяной водой. Здесь же нашлись мыло и полотенце. Ульрикс, должно быть, в восторге от собственного великодушия.

Торопливо сбросив одежду, я первым делом вымыл голову, ожесточенно оттирая грязь с лица и волос, потом окунулся и приготовился блаженствовать. Но вода стремительно остывала, пришлось поторопиться, пока она не стала совсем холодной. Я вытерся и уже успел наполовину одеться, как вдруг почувствовал чьи-то руки на голой спине.

Я обернулся… это была Лия. Она притиснула меня к стене.

– Как ты сюда попала? – спросил я. – Ты не должна…

Она обеими руками притянула мое лицо к себе и стала целовать, долго и нежно, перебирая пальцами мои мокрые волосы. Я отстранился.

– Уходи, скорее. Сюда могут… – но тут наши губы снова соприкоснулись, жадные, горячие, они говорили совсем не то, что я только что попытался выразить словами. Забыв обо всем, я обхватил ее за талию, стал гладить по спине, наверстывая все потерянные дни, все то время, когда мне так мучительно хотелось обнять ее.

– Меня никто не видел, – выдохнула она между поцелуями.

– И все же.

– Я слышала, как Ульрикс сказал, что вернется через два часа, да и меня сейчас никто не должен хватиться.

Наши тела будто спрессовались. В ее поцелуях я чувствовал безрассудство, смешанное с отчаянием. Лия горячо, как в бреду, нашептывала мне о дальних холмах Венды, которые она видела, бескрайней стране, где мы могли бы затеряться.

– На несколько дней, даже если повезет, – отозвался я. – Этого недостаточно. Я хочу провести с тобой долгую жизнь.

На миг она поникла, словно мои слова вернули ее к нашей реальности, потом прижалась щекой к моей груди.

– Что нам делать, Рейф? – заговорила она. – Прошло уже двенадцать дней. Еще неделя-другая, и вернутся гонцы с вестями о том, что король, твой отец, пребывает в добром здравии.

– Перестань считать дни, Лия, – посоветовал я. – Так ты сойдешь с ума.

– Знаю, – простонала она и отступила, упершись глазами в мою обнаженную грудь. – Оденься, а то простудишься.

Рядом с ней мне нисколько не было холодно, но я поднял рубашку и надел. Лия помогала мне застегнуть пуговицы, и каждое касание ее пальцев обжигало мне кожу.

– Как ты выбралась из своей комнаты? – спросил я.

– Там есть заброшенный подземный ход. Ведет он недалеко и выходит в слишком оживленные места, так что по большей части бесполезен, но иной раз возможность подворачивается сама собой.

Казалось, ее совсем не беспокоит то, как она будет возвращаться к себе, но меня это волновало. Лия прижала палец к моим губами и велела, чтобы я замолчал, не тратил наше драгоценное время на пустые разговоры – да и не о чем тут переживать.