Екатерина Годвер - Алракцитовое сердце

Харрана с неохотой кивнула.

- Не позволяйте Абсхар Дамару использовать силу. Это сокращает его время.

- Есть ли для него надежда? - решился спросить Деян. - Выжить и восстановить свое могущество.

- Пока человек жив, надежда есть всегда, - произнесла она с едва слышным вздохом. - Вот только остается ли он еще человеком?

- Большой мир теснее, чем мне казалось, - сказал Деян, подумав, что вряд ли капитан успел поделиться с ней новостью. - Голем убил того, кто когда-то изуродовал ваше лицо.

Пальцы ее дрогнули.

- Хорошая весть! - В ее голосе прозвучало такое торжество, что Деян удивился - чем же она все-таки обязана Альбуту, что не перерезала ему горло во сне, едва узнала, кто он такой. - Признаюсь, господин Химжич: в первые мгновения Абсхар Дамар показался мне ушлым негодяем той же породы, что и мой муж. Но это суждение оказалось поверхностным... - Харрана покачала головой. - Плох он или хорош, он - Хранитель Мира, Абсхар Дамар. И он несет в мир правосудие.

- Особенно когда напивается до полусмерти и сношает перепуганных девок прямо на столе, - не удержался Деян.

Харрана засмеялась:

- Наверняка вам нелегко с ним, господин Химжич. Но и ему с вами не проще.

- Думаете?

- Спасибо вам. Берегите его и себя. - Она улыбнулась с непривычной теплотой. - Какие бы причины вами ни двигали, вы сделали правильный выбор.

- Я не...

- Не отговаривайтесь обстоятельствами и капризами Абсхар Дамара, - мягко перебила она. - То, что вы еще здесь, - это ваш выбор, и только.

От искушения продолжить спор Деяна избавило возвращение "Абсхар Дамара" и капитана.

Получасом позже, следом за Големом шагая к городским воротам и ведя в поводу вертлявую кобылку, он думал, что Харрана, вероятно, права, - и эта мысль не доставляла ему никакого удовольствия.

Людская река за два дня иссякла; теперь о ней напоминал только разбитый большак, сделавшийся после дождей едва проходимым.

- Бергичевцы где-то впереди заняли дорогу, - сказал Валиш, тощий и высокий солдат, на котором мундир болтался, как рванина на пугале. - Но сами не идут, хитрецы. Выжидают.

Капитан Альбут, после свадьбы почти не раскрывавший рта, согласно кивнул.

Сапоги вязли в грязи, лошади постоянно оскальзывались. Когда через версту с большака свернули на перекрестную дорогу поменьше, путь стал еще тяжелее; но Деян был рад - тут они хотя бы не были совсем одни и за несколько верст повстречали аж два армейских обоза: один попутный, другой встречный с какими-то бумагами.

Продвигались то верхом, то пешком, там, где дорога становилась так плоха, что лошади могли переломать ноги, а всадники - шеи; с седла не слезал только Голем, быстро вымотавшийся настолько, что едва мог стоять; Альбут и Валиш по очереди проводили его коня через хляби.

Дело шло медленно, и все же за полдня они покрыли неплохое расстояние, хоть и меньшее, чем Альбут рассчитывал; но затем ехать стало невозможно. Небо затянуло тучами; видимость испортилась, а от накрапывавшего дождя дорога сделалась совсем скользкой.

- Дальше нельзя, Ранко. - Деян, к этому часу уже совершенно измученный и ходьбой, и ездой, с трудом догнал его. - Не сегодня. Вы, может, и проедете, но мы - нет. - Взглядом он указал на Голема, бессильно уткнувшегося лицом в лошадиную гриву, и громко добавил:

- Я человек непривычный; еще верста - и просто с ног свалюсь.

Альбут, поглядев на них обоих, только вздохнул и послал солдат вперед - разбивать лагерь.

Добравшись до выбранного ими места, Деян впервые в полной мере оценил удобство путешествия с бывшей епископской охраной, привыкшей заботиться о "господах": на поляне уже трещал костер и рядом, между двумя раскидистыми деревьями, был натянут полог из плотной ткани, а земля под ним выстлана ветками. Вместе с капитаном Деян довел теряющего сознание чародея до лежанки и дал тому порцию оставленного Харраной лекарства.

Удостоверившись, что все в порядке, Альбут ушел к своим людям, занятым лошадьми.

- Нужно в чем-нибудь помочь? - окликнул его Деян, но тот отрицательно мотнул головой.

Голем, поворочавшись недолго и прохрипев пару забористых проклятий, забылся глубоким сном. Не зная, куда еще себя деть, Деян сел рядом: под пологом хотя бы не лило за шиворот.

Так, набросив на плечи одеяло, он и уснул, и не проснулся даже, когда один из солдат принес охапку веток и для него; не проснулся и потом, когда стали делить хлеб и копченую рыбу, неохотно врученную им в дорогу Лэшвортом.

Жар от костра обдавал лицо. Он спал, и ему снилась Орыжь: объятые пламенем дома и жгучий дым, призрачные, едва различимые в сизых клубах фигурки людей, безмолвно и бездеятельно наблюдающих за пожаром.

Привело его в чувство только несколько сильных толчков.

- Ты стонал и метался, будто тебя живьем жгут, - сказал Голем. - Я решил - лучше тебя разбудить.

Уже стояла глубокая ночь; на костровище тлели одни угли.

- Я думал, если жгут, орут во всю глотку, - сказал Деян. - Рибен, а бывают... как это правильно назвать... вещие сны? О прошлом или о будущем?

- Существуют, и те, и другие; но нечасто, и они всегда неполны и неточны. - Голем вернулся обратно к тлеющим углям и сел на землю, скрестив ноги. - Что тебе примерещилось? Что-то дурное дома?

- Да. Не первый уже раз, - сказал Деян. Он все еще не мог восстановить дыхание после кошмара; фигуры двух часовых на другом конце поляны напоминали ему призраков. По привычке он огляделся, выискивая взглядом Джибанда, - и только тогда вспомнил, что великана больше с ними нет.

- Просто ты много беспокоишься о доме, вот он тебе и снится, - сказал Голем. Кончилось действие лекарства, и его, как обычно, мучила бессонница.

- А какие мороки не дают спать тебе? - спросил Деян.

- Обычно я вижу жену. Как Радмила просит поднести ей зеркало и как разбивает его подвернувшимся под руку железным блюдом; бесконечные наши с ней ссоры. И нашу первую брачную ночь - но это милосердно редко. Странно, - Голем искоса взглянул на него, - что ты спросил.

Деян пожал плечами.

"Мне не следует быть здесь, - подумал он. - Но все-таки я здесь".

Он встал и умылся собравшейся в пологе водой; утолил жажду из нашедшегося рядом кожаного бурдюка.

Спать больше не хотелось: сон пугал.

От холода немели пальцы, и он тоже сел к тлеющим углям. С другой стороны от костровища, завернувшись в плащ, спал капитан Альбут; его лицо казалось высеченным из камня. После неожиданно устроившейся свадьбы смертного холода в капитане стало еще больше, чем до того; но там, где прежде бушевала буря, воцарилось спокойствие. Он не собирался жить - но готов был умереть с чистой совестью.

- Когда-то я думал: люди - они как книги, - сказал Деян. - Что однажды записано, то они и есть. И сколько ни перечитывай, ни подновляй обложку - это уже не изменится. Но, видно, я ошибался: иногда люди все-таки меняются... И не всегда к худшему.