Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Когда туда добрались люди Черного Князя, темно-серое серивское небо уже взирало на мертвого фехтовальщика, неловко, словно тряпичная кукла, лежавшего на мостовой, а из уголка его рта сочилась кровь. К груди он прижимал шкатулку, в которой, обернутый в тряпицу, лежал таинственный тенеграф.

Так заканчивается история Арахона Каранзы Мартинеза И’Гренаты И’Барраторы, а начинается — моя.

Время снять маску.

Теперь уже нет причин и дальше скрывать от вас истинное свое лицо, о сути которого, готов поспорить, многие из вас уже догадались.

Я — тень кавалера Арахона И’Барраторы, коего вы уже имели случай узнать, пусть даже знакомство это завершилось преждевременно и, скорее, печально.

Имя мое Ирахон Каранза Мартинез А’Грената А’Барратора, и это именно я рассказываю историю своего зеркального отражения в светлом мире.

Конечно, имя, которое я вам открыл, не настоящее. Я принял его здесь, поскольку слов на моем языке человеческое горло не выговорит. Чтобы вы смогли понять это, равно как и много других дел, я расскажу вам теперь кое-что о нас, существах, живущих на самом дне тенепространства.

Всегда удивляло меня, что простые люди зовут нас просто-напросто тенями. Для них мы лишь отражения, след, отброшенный на фактуру мира под действием солнца. Хотя это игнорирование — обоюдное. В тенепространстве родные мои твердят то же самое, но в противоположном смысле. Согласно им, это человеческие существа суть наши безвольные проекции. Ибо у нас каждое теневое существо, когда ложится на него свет антисолнца, висящего под нашей страной, оставляет за собой световой образ человека.

Я никогда не считал, что все настолько просто, — и был прав. Годы спустя удалось мне наконец узнать тайну, о которой знала лишь горстка человеческих тенемастеров и темных яснофилософов.

Итак, все мы живем одновременно в двух мирах.

Тенепространство и светлый мир существуют друг подле друга, как картинки с двух сторон кривого зеркала, навечно соединенные, хоть и не похожие с виду. Первый — негатив второго. Или наоборот. И правда, трудно объяснить.

Так или иначе, наш давно позабытый Творец создал всякое разумное существо живущим одновременно в обоих местах и состоящим из двух половинок: темного существа, обитающего на самом дне тенепространства, в сиянии антисолнца, и существа света, населяющего светлый мир, согреваемый сиянием раскаленного шара с небес. Единственной связью между этими частями является тонкая таинственная нить, благодаря которой они остаются единым целым.

Взглянем хотя бы на меня. Родился я существом тени на привольных горячих тенесторонностях моей родной страны, в целом не так уж и отличающихся от сухих холмов Саранхи, на которые взирал молодой Арахон. Был я сыном не слишком богатого правителя, бегал по стене своего поместья, прыгал по волноломам, выступающим из тенетечений.

Одним словом, жизнь моя была зеркальным отражением жизни Арахона И’Барраторы.

То же самое касается и жизни всех прочих существ. Человек входит в корчму, полную людей, а темное существо входит в таверну, полную теней. Человек полагает, что оставляет он в брюхе врага холодную и резкую, словно блеск звезды, рапиру, а семнадцатью тенесторонностями ниже тень нанизывает другую тень на тенистое оружие.

Всякое темное существо обладает своим человеком. Всякий человек обладает своим темным существом. Рождаются они и умирают в один и тот же миг, как две противоположные алхимические частички, возникшие из одной реакции. Не знают они друг о друге, хотя вторая половина всегда на расстоянии вытянутой руки: за окном в тенепространство, за человеческой тенью.

Я и Арахон были одно целое, пусть и жили мы в двух разных местах. Отсюда взялось и имя, которое я позволил себе принять. Опирался я на особенности, совершенно очевидные для людей, владеющих вастилийским. Ибо буква «И» означает «происходящий из», а приставка «А», в свою очередь, имеет значение отрицания. Поэтому Ирахон Каранза Мартинез А’Грената А’Барратора означает: «происходящий из Арахона Каранзы Мартинеза, не-Грената, не-Барратора».

Теперь, когда мы представлены, должно было бы пояснить, как я, черт побери, могу и дальше рассказывать эту историю? Ведь согласно всем законам обоих миров, темное существо не может пережить существа светлого.

В тот миг, когда И’Барратора упал с крыши, меня должны были сбросить с приморской скалы бандиты, пытавшиеся захватить мое поместье. Однако этого не произошло. Главным образом потому, что меня уже не было в тенепространстве, так что бандитам пришлось уйти ни с чем.

Отчего же так случилось?

Оттого, что несколькими годами ранее произошло нечто, что навсегда изменило мою судьбу.

Я встретил свою вторую половину.

Случилось это в 626 году, если считать по календарю светлой стороны. Арахон тогда принимал участие в осаде Коппендама. Я же сражался в восстании свободных теней против тирании Всетенности, осаждая одну из его пограничных плоскостей. В один и тот же день мы оба шли на штурм. И’Барратора, вместе с сотней отважных вастилийских добровольцев, решил ворваться в город через тенеукорот. Я, вместе с сотней настолько же отважных добровольцев, должен был прокрасться внутрь имения через старый тенесток.

И меня, и его поджидала печальная неожиданность. Обороняющиеся в Коппендаме мастера взорвали какой-то странный заряд, из-за чего укорот Арахона провалился весьма глубоко: в тенесторонность, которая была для него черным и горячим адом, давящим грудь, словно тиски. А тем временем обороняющие имение слуги Всетенности перенаправили мой поток и обратили его весьма высоко, на тенесторонность, что была для меня ледяным адом, пронизанным болезненным светом Ребра Севера.

Тенесторонность звалась ашруг , и именно там, среди рычащих рек текучей тьмы, мы повстречались лицом к лицу.

Арахон меня не видел, хотя лицо мое находилось прямо перед ним. Было там слишком темно для человеческих глаз. Я, однако, его увидел — и сразу понял, что это похожее на меня, словно близнец, человеческое существо — моя вторая половинка. Тут-то и меня и его вытащили из беды друзья, только утвердив меня в этой мысли.

После встречи с Арахоном я долгое время не мог прийти в себя. Был я словно животное, которое впервые в жизни приметило в зеркале собственное отражение. Был я сбит с толку и напуган. Что хуже, меня стало мучить любопытство, не дававшее мне покоя, пока, в конце концов, я не обучился у старого светлофилософа навыкам навигации в верхних тенесторонностях и отворения окон в светлый мир.

Впервые я выглянул в него в 628 году, когда Арахон с друзьями из Серивской Троицы был на пике карьеры. Не понимая этого огромного странного места, я наблюдал за поединками, предательствами, бегствами, романами и кровавой местью. Очевидные для людей вещи казались мне непривычными — постоянство почвы и строений, сменность чувств, тайны человеческого секса, наука и искусство, которых я не в силах был уразуметь. Эта непостижимость притягивала меня, благодаря ей я все сильнее заглядывался на светлую сторону.