Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Ночью я спал в верхней комнате, завернувшись в старое полотно и трясясь от холода. Пытался привыкнуть к этому небывалому чувству обладания двумя телами, ко всем этим человеческим чувствам и впечатлениям. К пульсирующей в висках крови, непрестанному шуму дыхания, конвульсивным спазмам желудка.

Я едва сумел сомкнуть глаза.

Когда на востоке разгорелся новый день, я принялся тренироваться. Вброшенный в светлый мир неожиданной смертью Арахона И’Барраторы, я мог рассчитывать лишь на свою смекалку и его воспоминания, которые пульсировали во мне, словно мощный подкожный источник. Черпая из них, я пытался изображать из себя человека.

Урок первый — хождение по предательскому, проваливающемуся полу дома.

Урок второй — беганье голышом, поднимание предметов, наклоны.

Урок третий — кража одежды с веревок для белья (заметил меня из окна какой-то ребенок, но я вовремя сбежал).

Урок четвертый — долгие актерские тренировки перед обломком зеркала (лицо словно деревянное, нет у меня человеческой мимики).

Урок пятый — добыча еды.

Этот последний теоретически был прост. Я ведь мог создавать укороты к ближайшим заселенным домам. Однако уже в момент перехода через первый же укорот я понял, что визит в тенепространство не будет для меня столь же приятным, как когда-то. Теперь я тащил за собой тело Арахона — тяжеленный якорь, который плохо переносит жар и давление.

При мысли, что, вероятно, никогда больше я уже не смогу прыгать сквозь черные пучины свободной тенью, меня охватила печаль, но такова уж была цена битвы с Врагом. Цена второго шанса.

Благодаря нескольким укоротам я, однако, раздобыл немного денег, еды и кувшин молока. И тогда после мучительного дня настало время урока шестого — сна (удалось, хотя опять пришла кошка и полночи мостилась на мне).

На второй день я был готов выйти в город. Ранним утром я выпроводил свое тело из дому. В слишком длинных штанах, в неряшливой рубахе и без сапог, я мог показаться моряком, не протрезвевшим еще после бурной ночи.

Прошло несколько часов, прежде чем я научился ходить среди людей. Следить за тем, чтобы ни с кем не столкнуться и одновременно — чтобы не зацепить чью-то тень, было тяжелее, когда со всех сторон атаковали меня звуки и движения.

Я еще плохо чувствовал расстояния. Особенно предательскими оказались понятия верха и низа, в чем я убедился, когда с улыбкой на лице свернул с улицы Квенха на улицу Йере, что шла ниже, вдоль выложенной камнями сточной канавы. Неожиданно мостовая бросилась мне в лицо. Я ощутил себя так, словно ударился об адски твердый поток тенепространства.

Будь высота между улицами немного больше, я наверняка переломал бы себе все кости, как несчастный И’Барратора.

Следующее, что я помню, это столпившиеся вокруг люди. Они смотрели на меня и комментировали, а я знал, что с момента падения все перемешалось у меня в голове, что суставы отказались слушаться и что если я встану, то буду выглядеть не как человек, но как гротескная марионетка. Поэтому я лежал на мостовой, а чем дольше я лежал, тем больше людей подходило, так как среди бела дня лежать на земле посреди людной улицы — явно не лучшая идея.

Я сблевал и что-то пробормотал. Это подействовало, и вскоре я снова остался один.

Из этой экспедиции, тянувшейся несколько дней, я принес рапиру, украденную на задах склада, куда я проник через укорот. С таким оружием я начал спарринги со статуей в саду.

Урок седьмой — фехтование.

Увы, не получалось у меня так хорошо, как хотелось бы. Долгие годы обучаясь вместе с Арахоном, повторяя каждое его движение на поверхности стены или на каменных плитах двора на улице Аламинхо, я полагал, что и сам сражаюсь прекрасно.

Однако теперь я понял, что на самом деле мы вели себя как идеально сыгранная пара танцоров. Я обнаружил, что без него мои удары не такие уж пружинистые и доведенные до автоматизма. Что порой в бою я приостанавливаюсь, чтобы подумать и вспомнить нужное движение (что для фехтовальщика совершенно немыслимо).

Однако над рубаками со светлой стороны я имел одно преимущество: мое умение манипулировать тенепространством, в чем я был на голову выше многих человеческих тенемастеров, а также память о секретных ударах и неожиданных маневрах, унаследованных от Арахона, Кальхиры и ее предков.

Тело мое также оказалось слабо восприимчиво к боли, усталости и страху.

Управлял я им, словно марионеткой, и любой из раздражителей мог легко игнорировать, хотя подозревал, что если марионетка будет уничтожена, закончится и моя жизнь.

Возможно, я сумел бы создать еще одно тело. А может, и нет. Предпочел бы не пытаться.

Разговор также не был моей сильной стороной. Я более-менее помнил звучание голоса И’Барраторы и хорошо знал его язык, но одно дело — слышать слова в голове, а совсем другое — добывать их из сопротивляющегося человеческого горла.

На тренировку языка, фехтования и человеческой мимики у меня ушел весь следующий день.

Когда зашло солнце, я взобрался по подгнившим ступеням на последний этаж занятого мною дома и долго смотрел на спускающиеся к морю крыши Серивы и на серый массив Замкового взгорья. Где-то там, в путанице закоулков и улиц, в коридорах дворцов и залах фехтовальных школ, Враг продолжал передвигать свои фигуры.

Я дал ему уже достаточно времени. Настала пора вернуться в игру.

Пока тело мое обучалось простым действиям, я, в свою очередь, прогрызался сквозь воспоминания И’Барраторы, анализируя каждую деталь. Пытался упорядочить происшествия последних дней в надежде, что увижу их скрытый смысл.

Я знал, что за всем этим — от похищения Саннэ до приключения с Хольбранвером и нападения на дом Иоранды — должен стоять сильный, богатый человек. Люди, которые пришли в дом Арахона и чуть позже похитили донну, связаны были со школой на аллее Фуэрреро, что принадлежала ленникам Ламмондов. У Ламмондов оказалась также и Саннэ. Разум подсказывал, что они, в свою очередь, выполняли чье-то поручение — того, кто стоял выше их. Был ли это старик Винцензо, глава рода? Возможно, но зачем ему тенеграф, если его интересы не выходят за рамки боя быков и насилия над мальчиками, которых выкрадывали в бедных кварталах?

Нет, это должен быть кто-то другой. Личность эту, скрытую от моего взгляда за мутной пеной происшествий, я попросту называл Врагом.

Когда Враг узнал об Арахоне? Наверняка он не слышал о нем до самого инцидента на Монастырском взгорье, когда И’Барратора случайно наткнулся на Хольбранвера и его преследователей, стремившихся отобрать у ученого тенеграф.

На следующий день, когда Арахон договорился с Хольбранвером о том, на каких условиях он будет ему помогать, Враг почти наверняка о нем не знал, равно как не знал и о местонахождении ученого. И все же, несмотря на это, вечером на улицу Аламинхо пришли солдаты Ламмондов.