Мэрион Брэдли - Туманы Авалона [litres]

– Боже мой! – не выдержала Гвенвифар. – Я уже не дитя, которое не может и шагу ступить без няньки! Я возьму своего дворецкого, сэра Лукана, и Бракку, чтобы было кому причесать меня и зашнуровать мне платье, если я задержусь там на ночь, и чтобы спать в изножье моей кровати. Зачем мне кто-то еще?

– Но послушай, Гвенвифар, тебе следует иметь свиту, подобающую твоему положению. При дворе еще остались некоторые из соратников Артура.

– Тогда я возьму Эктория, – сказала Гвенвифар, – он приемный отец Артура и рыцарь знатного рода, прославившийся во множестве войн.

Моргейна нетерпеливо вскинула голову.

– Старик Экторий и Лукан, потерявший при горе Бадон руку! Почему бы тебе тогда не прихватить еще Кэя и мерлина, чтобы собрать при себе всех стариков и калек? Тебе следует взять в качестве охраны хороших бойцов, способных защитить тебя в том случае, если этому человеку взбредет в голову задержать королеву ради выкупа или еще что похуже.

– Если он не будет обращаться со мной как с сестрой, все его притязания потеряют основу, – терпеливо повторила Гвенвифар. – А кто станет дурно обращаться с сестрой?

– Не знаю, действительно ли Мелеагрант такой добрый христианин, – сказала Моргейна, – но если ты его не боишься, Гвенвифар, то ты, наверное, знаешь его лучше, чем я. Несомненно, ты можешь подыскать себе в свиту старых, утративших ловкость воинов – что ж, пускай. Ты можешь предложить этому человеку жениться на твоей родственнице, Элейне, чтобы его притязания на трон стали более вескими, и назначить его своим наместником…

Гвенвифар содрогнулась, вспомнив огромного грубого мужчину в скверно выделанных шкурах.

– Элейна – благородная дама. Я не отдам ее за такого человека, – сказала королева. – Я поговорю с ним: если я сочту его человеком честным и способным поддерживать мир в стране, то тогда, если он поклянется в верности лорду моему Артуру, я дозволю ему править островом… Соратники Артура мне тоже нравятся не все, но человек может не уметь обращаться с дамами и вести себя за столом и все же быть достойным рыцарем.

– Ушам своим не верю! – заметила Моргейна. – Слушая твои хвалы моему родичу Ланселету, я уж было решила, что, на твой взгляд, человек лишь тогда может считаться рыцарем, если он хорош собой и безукоризненно себя ведет при дворе.

Гвен не хотелось снова затевать ссору с Моргейной.

– Ну что ты, сестра. Я всей душой люблю Гавейна, хотя он грубый северянин, путающийся в собственных ногах и не умеющий связать двух слов в беседе с дамой. Судя по тому, что мне известно, Мелеагрант может оказаться таким же неотшлифованным алмазом, и потому я и решила поехать на эту встречу – чтобы лично вынести суждение.

Так и случилось. На следующее утро Гвенвифар отправилась в путь в сопровождении шести рыцарей, Эктория, Лукана, своей дамы и девятилетнего мальчика-пажа. Гвен не бывала дома с того самого дня, когда Игрейна увезла ее, чтобы выдать замуж за Артура. Летняя страна располагалась недалеко: несколько миль вниз по склону холма и вдоль берега озера, превращающегося в это время года в болото; на сочных лугах, поросших буйной травой с россыпью одуванчиков и примул, паслись стада коров. На берегу королеву поджидали две лодки, и над ними развевалось знамя ее отца. Это было дерзостью – ведь Мелеагрант присвоил его без дозволения; но с другой стороны, он ведь мог совершенно чистосердечно считать себя наследником Леодегранса. И не исключено даже, что это было правдой; в конце концов, ведь отец мог и солгать.

Много лет назад она высадилась на этот берег, граничащий с Каэрлеоном… Какой же молодой она тогда была и какой невинной! Рядом с ней тогда находился Ланселет, но судьба отдала ее Артуру – видит Бог, она старалась быть ему хорошей женой, хоть Господь и не дал ей детей. Потом взгляд королевы упал на ожидающие лодки, и ее снова захлестнуло отчаянье. Она вполне могла подарить своему мужу троих, пятерых, семерых сыновей – а потом случилась бы чума, или оспа, или лихорадка, и все они умерли бы; такое тоже случалось. Ее мать тоже родила четырех сыновей, и ни один из них не прожил и пяти лет, а сын Альенор умер вместе с ней. Моргейна… Моргейна родила сына от своих нечестивых обрядов, и насколько было известно Гвенвифар, как раз ее-то сын был жив и здоров, – в то время как она, благочестивая христианка и верная жена, не смогла выносить ни одного ребенка. А ведь скоро она станет слишком старой, чтобы рожать детей…

На берегу их встретил сам Мелеагрант; он поклонился Гвенвифар, назвал ее уважаемой сестрой и пригласил в меньшую лодку, на которой плыл сам. Впоследствии Гвенвифар не могла понять, как же так вышло, что она оказалась отделена от всей своей свиты, за исключением мальчика-пажа.

– Слуги моей госпожи могут садиться в другую лодку. Я сам буду ее сопровождать, – заявил Мелеагрант и взял королеву под руку с чрезмерной фамильярностью, которой Гвенвифар терпеть не могла. Но она решила, что следует вести себя дипломатично и не сердить Мелеагранта. Лишь в последний момент, под воздействием внезапной вспышки паники, Гвенвифар подозвала сэра Эктория.

– Я хочу, чтобы мой дворецкий тоже поехал со мной, – заявила она, и Мелеагрант улыбнулся. Его широкое грубое лицо покраснело.

– Как будет угодно моей сестре и королеве, – сказал он и отступил, пропуская Эктория и Лукиана на меньшую лодку. Он чрезмерно заботливо расстелил ковер, готовя место для королевы, а гребцы тем временем направили лодку прочь от берега. Мелкое озеро поросло тростником; иногда эта его часть даже пересыхала. Внезапно, когда Мелеагрант уселся рядом с ней, Гвенвифар ощутила приступ давнего ужаса; желудок ее скрутило узлом, и на мгновение королеве показалось, что ее сейчас стошнит. Она вцепилась в сиденье. Мелеагрант находился слишком близко; Гвенвифар постаралась отодвинуться подальше, насколько это позволяла длина лавки. Она предпочла бы, чтобы рядом с ней сидел Экторий; его отеческое присутствие действовало на королеву успокаивающе. Гвенвифар заметила за поясом у Мелеагранта большой топор – в точности похожий на тот, который он оставил у подножия трона Артура и которым Балин убил Вивиану…

– Тебе дурно, сестра? – спросил Мелеагрант, придвинувшись так близко, что королеву замутило от его тяжелого дыхания. – Тебя ведь не могло укачать – погода сегодня хорошая…

Гвенвифар осторожно отодвинулась, с трудом сохраняя самообладание. Она была одна, если не считать двух стариков, и находилась посреди озера, а вокруг не было ничего, кроме воды и тростника. Зачем она сюда приехала? Почему она не осталась в Камелоте, у себя в саду, обнесенном надежной стеной? Здесь, под бескрайним небом, Гвенвифар чувствовала себя подавленной, нагой и беззащитной…