Лео Кэрью - Волк

Хозяин таверны сложил руки вместе и потер их друг о друга. Затем глянул на оборванцев, уже толпившихся в дверях позади Белламуса.

– Если хотите, эль я могу выдать прямо сейчас.

Белламус помедлил, затем развернулся и с сомнением посмотрел на своих солдат. Те радостно сияли.

– Пожалуй, можно, – ответил он наконец.

Хозяин обратился за помощью к завсегдатаям, сидевшим за столом, и отправился с ними за элем.

Белламус вышел на улицу и обратился к колонне. Он поставил солдат в известность, что первые тридцать человек могут войти внутрь и погреться в таверне час. Остальные будут ждать своей очереди снаружи.

– И чтобы никакой ерунды, парни, – предупредил он, указав на гибридов в кандалах, сидящих в снегу. – Рабов не трогать! Кур тоже!

Белламус вернулся в таверну. Сте́пан оставил для него место за одним из длинных столов.

– Зачем они так одеваются? – спросил рыцарь у Белламуса, усевшегося на скамью рядом с ним.

Сте́пан с подозрением присматривался к нелепо одетым селянам. Те глядели на гостей с неменьшей настороженностью.

– Эти люди не только используют анакимские слова в повседневной речи, – ответил Белламус, – но и рассказывают друг другу переведенные анакимские поэмы. А от врагов их отделяет всего лишь узкая полоска воды. Эти люди похожи на анакимов больше, чем сами хотели бы признать, оттого стремятся отделить себя от них с помощью внешнего вида. Анакимы презирают украшения и не придают значения цветам. Люди одеваются так по всему северному Сатдолу, чтобы создать культурный барьер – более надежный, чем узкий Абус. Хватит на них пялиться, дружище, – добавил он.

Сте́пан повернул голову к Белламусу.

– А что вы имели в виду, когда назвали тех троих «гибридами»?

– Совместное анакимо-сатрианское потомство, – ответил Белламус. – Они всегда рождаются с желтыми глазами. Здесь их используют как скот, обычно вместо волов. Жители деревни разводят их и держат в рабстве с помощью цепей и выпивки.

Сте́пан удивленно поднял брови.

– Хм, опасные? Я бы тоже стал опасен, если бы меня держали в цепях и поили спиртным.

Белламус коротко улыбнулся.

– Не думаю, что настолько, – ответил он. – Гибриды опасны своей непредсказуемостью. Их психика нестабильна.

К столу их приблизилась женщина с косой и поставила перед Белламусом и Сте́паном наполненные элем стаканы из толстой кожи.

– Что это? – буркнул Сте́пан, взяв один из них. – Хм… А ведь неплохо!

Свой стакан Белламус оставил нетронутым.

– Анакимов можно понять. Нас тоже. Но гибридов никак. Как устроен процесс принятия ими решений, не знает никто. По крайней мере, ни разу не встречал человека, который мог бы правильно его интерпретировать. Самый неожиданный повод может спровоцировать их на безудержную ярость.

– Все же странно: держать на ферме животных, способных замыслить против тебя зло, – заметил Сте́пан.

– Управлять ими – целое искусство, – пояснил Белламус. – И эти селяне в нем поднаторели. Если нельзя понять, каким образом гибриды реагируют, значит, не надо давать ничего, что спровоцирует их реакцию. Просто держать их в одних и тех же условиях и ценой проб и ошибок выявлять способы, которые могут их успокоить.

Какое-то время Сте́пан задумчиво смотрел внутрь стакана.

– А как они их разводят?

– Для этого используются захваченные анакимские женщины, – пояснил Белламус. – Но сами гибриды бесплодны, и большинство не доживает до совершеннолетия. – Белламус хотел закончить на этом, но Сте́пан нахмурился, и он продолжил: – Они испытывают невыносимые головные боли, а у мальчиков еще, как правило, имеются проблемы с дыханием. – Он пожал плечами, увидев странное выражение, застывшее на лице Сте́пана. – Это их судьба. У здешних крестьян тяжелая жизнь, а ненависть к анакимам куда глубже, чем мы способны оценить.

– Какие мрачные обычаи, – сказал Сте́пан. – Я не стал бы разводить даже лошадей, если б знал, что почти никто из них не выживет.

– Я бы тоже, – согласился Белламус, – но анакимы не животные, к которым можно относиться нейтрально. – Он кивнул в сторону столов, за которыми молча сидели селяне и продолжали пристально рассматривать новоприбывших. – Все эти люди рано или поздно потеряют семьи. Здешние земли подвергаются набегам каждый год – с уничтожением всех средств к существованию. – Белламус немного помолчал. – Я против таких методов селекции, но не могу сказать с уверенностью, что не поступал бы так же, окажись на их месте. Многие из них – хорошие люди, но я никогда не слышал от них возражений против использования рабов-гибридов. Если б я родился в этой деревне, каковы были бы у меня шансы прекратить такую практику?

– Эдак можно оправдать любое преступление, – осторожно заметил Сте́пан.

– Ты прав, – согласился Белламус. – Если бы я оказался здесь в другом качестве, то, возможно, уже судил бы их. Но пока моя задача – собрать как можно больше информации об этих землях, как и о землях по ту сторону Абуса. Если я начну осуждать этих людей, то рискую пропустить что-нибудь важное. – Белламус наконец поднял свой стакан. – Давай не будем об этом, дружище. За выживание!

– За эль! – эхом ответил Сте́пан и чокнулся с Белламусом.

Они выпили. Вскоре выпивкой были обеспечены и все счастливчики из числа их солдат, которые первыми оказались внутри таверны. Разнообразные емкости – от мисок для скота до сапог – наполнялись пенящимся элем и выносились наружу, где их встречали с приглушенными радостными криками, которые можно было расслышать из-за стены. Белламус улыбнулся. Как только тепло от грязного очага, потрескивавшего в одном из углов таверны, стало проникать под сырую одежду, его стало окутывать что-то вроде эйфории. Сейчас главное выжить. Его счеты с Черной Страной могут и подождать.

Сидящий рядом Сте́пан отражал добродушные насмешки, сыпавшиеся в его адрес. Во время их первой победоносной битвы в затопленной пойме он так свирепо махнул мечом, отражая атаку Черной Кавалерии, что случайно попал в шею собственной лошади и убил ее.

– Согласен, смешно получилось, – говорил Сте́пан веселящимся солдатам. Те падали лицом на руки от хохота и утирали катящиеся по щекам слезы. – Но это гораздо проще, чем вы можете себе представить. И этот удар спас меня! Лошадь рухнула, и лезвие, уже нацеленное мне в шею, пролетело выше головы.

Хозяин таверны вернулся – по-прежнему с мехом, зажатым под мышкой – и сообщил, что еду уже отправили из соседней, более крупной деревни. Белламус поблагодарил его и пригласил присоединиться к их компании. Хозяин, чьи косы были жидковаты по причине разросшейся лысины на лбу, а щеки свисали бы ниже челюсти, если б снизу их не подпирали не менее дряблые складки кожи, втиснулся между Сте́паном и тем, кто сидел с ним рядом.