Роман Злотников - Арвендейл Обреченный. Трое из Утренней Звезды

Но самое паскудное было в том, что господин Фарфат и запальчивую клятву Кэйлина – прослужить этаким макаром до самой смерти – принял с обстоятельной серьезностью. Кэйлин сам слышал, как он давеча выпрашивал у мастера Акселя свиток Господской Печати. Мастер Аксель обещал поискать Печать у себя в библиотеке, правда, невнимательно пообещал и нехотя, ясно давая понять, что подобной чепухой ему недосуг заниматься.

А что будет, если маг действительно найдет свиток и снабдит им Фарфата? Или сам Фарфат разорится на пару серебряных монет (что, конечно, маловероятно) и купит Господскую Печать в лавке магических товаров? Тогда ведь придется выполнять обещание… А после того как заклятие будет наложено, покинуть своего хозяина Кэйлин сможет лишь по его, хозяина, разрешению. А господин Фарфат не такой дурак, чтобы добровольно отпустить бесплатного слугу… Это ж очень неэкономно!

И придется Кэйлину до конца своих дней таскаться за хитрым молчуном-скупердяем, жить впроголодь и со слезами на глазах вспоминать былые счастливые времена, когда он мог побаловать себя вкусной едой, веселящей выпивкой и прочими радостями жизни…

– Верно говорят, – горько бормотал себе под нос несчастный Кэйлин, сидя на пороге трактира, обеими руками обняв бурчащий живот, – кто всю жизнь птичкой беззаботной порхает, тот рано или поздно попадет в силок.

Утро было солнечным, но холодным. Выпавший вчера снег давно уже превратился в серую жижу, за ночь эта жижа подмерзла, и хрустко посверкивавшие в ней льдинки напоминали теперь оголодавшему Кэйлину крупинки сахара в доброй гречневой каше. С полчаса тому назад господин Фарфат куда-то удалился, приказав своему слуге вычистить походный плащ, выколотить постель, вымыть ночной горшок и от трактира не отлучаться: мол, пришлет за ним, если тот за чем-либо понадобится. Кэйлин очень был бы рад, если этот круглый гад вообще не вернулся бы, сломил бы где-нибудь свою голову… А что, вполне возможно, что и сломит… Какими именно делами господин Фарфат занимается, он не имел ни малейшего понятия, ясно было только, что – какими-то темными, нехорошими, опасными… Взять хотя бы вчерашнее мероприятие…

Кэйлина даже передернуло, когда он вспомнил, как пришлось ему таскаться с той странной сумкой с цепями вместо лямок. Вроде и небольшая сумка, а тяжеленная какая!.. Да, впрочем, разве дело было в этой тревожной несообразности? Кэйлин непроизвольно сглотнул, когда перед глазами его вновь закачался унылый пейзаж жуткого мира, куда было велено ему доставить сумку. Слава Сестрам-помощницам, ему хватило ума не смотреть особо по сторонам, выполняя поручение. Нырк в портал, нырк обратно… Всего-то несколько секунд, а страху натерпелся… Нет, не доведет до добра служба у господина Фарфата, не доведет… И ведь бежать от него еще страшнее. А ну как хозяин взбеленится от потери дармового слуги? Да пожалуется своему Акселю? Тому-то не составит никакого труда отыскать Кэйлина, где бы тот ни заныкался. Что же делать? Что делать-то? Сгинешь так во цвете лет, и поплакать о тебе будет некому… Ни жены, ни детей… Даже угла своего никогда не было. Даже друзей настоящих. Ничего, словом, постоянного. Прыгал из одного края Арвендейла в другой, брался то за одну работу, то за другую, пил, играл, веселился, все казалось ему: жизнь как-нибудь сама подставит ему сладкий сдобный бок, за который удобно будет надолго уцепиться… Дождался…

И так жалко себя стало Кэйлину, что аж сердце заныло. Вот теперь-то хоть что-то постоянное у него появилось. Пожизненная кабала у господина Фарфата.

Эх, выпить бы! Разогнать тоску! Но и этот проверенный способ теперь был недоступен Кэйлину. Ни гроша в кармане, а трактирщик в долг не нальет – тертый калач, сразу Фарфата раскусил, понял, что с него и гнилого яблока просто так не стрясти…

Бедолага вздохнул… да так и замер на вдохе, носом кверху.

Долетевший откуда-то аромат только что приготовленной бараньей похлебки взволновал его до слез в глазах. То ли с голодухи, то ли еще по какой-то причине Кэйлин мгновенно уверился, что такой похлебки он не пробовал до этого дня и вряд ли попробует когда-нибудь позже. Аромат поднял его с порога, мягко поставил на ноги и повлек за собой… Кэйлин, причмокивая, глотая слюну и беспрестанно потягивая носом, свернул за угол трактира, прошел между низеньким покосившимся забором и пересохшей канавой, обогнул помойную яму (всемогущий аромат похлебки без труда перешибал вонь застарелых отходов), выбрался на грязный пустырь, с трех сторон закрытый слепыми каменными стенами домов… Вот он, источник божественного аромата! Большой закоптелый котел над ровно горящим костром! И аппетитно булькает там обжигающе горячая и, бессомненно, такая вкусная баранья похлебка, приглашающе распространяя далеко вокруг мучительно притягательный дух…

Кэйлин, брызнув слюной, рванулся вперед. И вдруг остановился… Когда в его затуманенное вожделением сознание пробился-таки тот факт, что вокруг костра сидели – самые настоящие гацане. Чумазые, размалеванные варварскими татуировками, увешанные дурацкими разноцветными тряпками и блестящими побрякушками гацане. Чужеродное отребье, бесстыдное ворье, которое ни один нормальный человек на порог своего дома ни за что не пустит, с которыми не то что трапезу разделить, даже и парой слов перекинуться стыдно. Да и опасно. Все знают: гацане такой пакостный народ, что не моргнув глазом оберут тебя, заморочат, на осмеяние выставят, только подставься. На одно только годны эти паразиты – честных людей диковинами веселить; и то – не вздумай с них глаз спускать, вмиг обмишулят. Разделить с ними трапезу? Да кто на такое решится? Тебя потом самого тремя дорогами обходить будут, как заразного… Отобрать еду или украсть? Это Кэйлину не по силам. Хотя разве в этом дело, что – не по силам? Кто ж в здравом уме решится что-нибудь, хоть самую малость – украсть у гацана? Чтобы потом два дня промучиться, а на третий помереть?!

Все это Кэйлин прекрасно понимал. Но просто так повернуться и уйти он не мог, могучий аромат похлебки цепко держал его. Так и топтался бесплатный слуга господина Фарфата на месте, громко сглатывая слюну, набегавшую в рот в просто-таки невообразимых объемах, нервно дергая носом и стуча ногами, как горячий конь. А гацане спокойно сидели себе у огня, тихо переговариваясь на своем тарабарском языке (чаще других мелькало непонятное словечко гойша) и время от времени насмешливо посматривая в сторону страдальца. Гацан было трое: сухая древняя старуха, горбатый длиннорукий мужик и молодая девка. В какой-то момент Кэйлин вдруг вспомнил, что он видел эту троицу и раньше – по дороге к Утренней Звезде. И это открытие оптимизма ему не прибавило: ловко тогда эти гацане обчистили карманы деревенским зевакам, хорошо дело свое поганое знают.