Александр Золотько - Игры богов

– Вот именно, – сказал Бродяга. – Каждый, кто пьет сому. Но только боги могут врать. Человек, смертный или нет, пьющий амброзию или имеющий вечную молодость, – он видит в боге только то, что хочет бог. Потому люди всегда проигрывают.

– Всегда? – спросил Бес.

– Была пара случаев, – сказал Бродяга. – Всего два.

– Целых два! – поправил его Бес. – И учти, я не обещал лобызать твои ноги, падать ниц и прочую фигню. У нас договор.

– Договор, – подтвердил Бродяга. Горбатые тронулись в путь.

Бес и Бродяга молчали. Молча думали. Думали друг о друге.

«Боги могут врать, – думал Бес. – Если не клянутся – могут врать. И Бродяга мог соврать Маленькому дракону, что является Тем, Кто Должен Вернуться. Мог соврать. И это значит, что Бродяга может быть кем угодно. Богом, но любым. Просто Ад выпустил одного из своих пленников. Которого?»

«Бедный Бес, – думал Бродяга. – Он сейчас ломает голову над тем, кто я такой, и не понимает, какой договор заключил. Они все хотят быть обманутыми. Все. Год жизни… Секунду в этом тысячелетии, две – в следующем. Целый день через миллион лет. Бедняга. Он так хочет быть обманутым. Вопрос только в том, хочу ли я его обманывать. Не знаю», – честно сказал себе Бродяга.

– Так куда мы едем? – уже перед самым рассветом спросил Бес.

– Ты что-то там говорил о бабах в Вечном городе? Там все осталось, как было? С бабами?

– И даже стало гораздо свободнее, – ответил Бродяга.

– Веселый был город, – сказал Бродяга. – И сейчас?

– Да, – кивнул Бес. – До слез.

Мир устроен странно. И жизнь, порожденная этим миром, течет странными зигзагами. Иногда, очень редко, жизнь логична и предсказуема. Люди и боги делают то, что собирались делать. Чаще все наоборот. Вот это «наоборот» люди называют судьбой. Боги тоже называют судьбой, но стараются не употреблять этого слова. Во всяком случае – вслух. Оно для них звучит как оскорбление. А для людей – как оправдание.

Не судьба. Или – такая судьба. Или просто – а хрен его знает почему!

Например, из всего предварительного расклада следовало, что на дороге должен был лежать труп Беса, а двадцать (или сколько там их должно было уцелеть) черных наемников должны были куда-то везти Бродягу. В результате остались лежать двадцать, а Бродяга и Бес…

Или вот под стенами Проклятого города, в лагере союзного войска, Семивратец должен был бы напиваться в одиночку у себя в шатре. А вышло так, что он хоть и напивался, но делал это вовсе не в одиночку и не у себя, а в шатре у Хитреца, и при этом совсем не боялся того, что в библиотеке у Хитреца много разных хитрых рецептов.

В Семивратье Жеребец должен был бы доставлять удовольствие царице, а вместо этого получил по роже и… Хотя Жеребец сам был виноват. Убедившись, что стена в проломе стоит, что хватит полутора десятков воинов, чтобы патрулировать ее гребень, Жеребец приказал войску по готовности возвращаться в город, а сам вскочил на боевую колесницу и отправился вперед, чтобы первым сообщить приятную новость. Войско, как водится, замешкалось. Кто-то из ополченцев стал спрыскивать случившееся чудо захваченным из дому вином, кто-то просто ходил, недоверчиво ощупывая стену, кто-то топтался возле отдыхающих жриц Голосистой Девы, то ли рассматривая голые груди, то ли надеясь на продолжение обряда плодородия.

Свой вклад в общий хаос внес начальник арсенала с помощниками, который начал принимать у несостоявшихся героев амуницию и оружие, требуя комплектности и ремонта. На раздраженные выкрики ополченцев о том, что такое и выдавали, что левой поножи и не было, что шлем был вмят, а ремни пересохшие, начальник арсенала делал строгое лицо. А его помощники писали, писали, писали, внося в списки фамилии неудачников. Если бы битва все-таки состоялась, то удалось бы списать всю недостачу в арсенале. Теперь же нужно было вытащить из этого похода все, что можно.

Войско топталось, ругалось, гремело медью и матом, колесница Жеребца с трудом пробиралась сквозь толпу ополчения, потом еще перед самым городом из левого колеса вылетела чека, и Жеребец только чудом не грохнулся на камни. Так что в город удалось приехать только после заката. Но даже тогда шанс закончить эту ночь с удовольствием у Жеребца оставался. Прокричав несколько раз на улицах горожанам, что тем нужно радоваться победе, Жеребец бросился к царскому дворцу. Порадовать царицу и так далее.

Женщины любят настоящих героев, особенно тех, от которых пахнет пылью, бронзой, победой и кожаной амуницией. Жеребец вбежал во дворец, взлетел по ступеням на второй этаж, отпихнул в сторону дежурную служанку и ворвался в спальню.

Царица, изможденная тремя бессонными ночами, заснула у стола. Она хотела дождаться известий от ушедшего войска, но сил больше не было. Ей снилось, что Проклятый город пал, что корабли союзников отправились по домам, что двадцать кораблей ее мужа плывут к Семивратью, что муж ее закрылся с наложницами в каюте… или даже, не стесняясь, забавляется с ними на палубе… или… Царица застонала во сне от обиды.

Корабли вошли в гавань, а их никто не увидел – все спят. Царь идет по улицам, а все спят. Он подходит ко дворцу, а охрана спит. Во дворце не спят только царица и верный ее Жеребец. Царица лежит на шкуре полосатой кошки и вдруг слышит тяжелые шаги за дверью, лязг металла. Царица пытается оттолкнуть Жеребца, но тот не слышит ничего… Шаги ближе… Ближе… Дверь распахивается. Запах. Лязг. Тяжелое дыхание заполняет спальню, Жеребец куда-то исчезает, но царица не может встать с ложа, она словно привязана… И сильные руки сжимают ее тело. Муж. Ненавистный, проклинаемый…

Царица закричала и ударила. И проснулась.

– Это я! – сказал Жеребец, держась за щеку. – Мы победили…

– Идиот, – крикнула царица. – Проклятый идиот. Подонок.

Жеребец потянулся к ней, надеясь, что удастся настроить царицу на нужный лад, но стало еще хуже. Вонь доспехов и снаряжения победителя. Царица вскочила с ложа и, зажимая рот, бросилась за занавеску.

– Все хорошо, – пробормотал Жеребец, бестолково топчась посреди спальни. – Боги построили в проломе стену. Городу больше ничто не угрожает.

Царица вытерла губы, прополоскала рот вином. Вышла из-за занавески. Ее мутило. От запаха и от страха. И от того, что царица поняла – больше так нельзя. Она поняла, что возвращение мужа – это смерть для нее. И поняла, что больше не сможет принимать Жеребца. Никогда. И что теперь у нее есть цель. У нее есть цель. Царица посмотрела на нож, лежащий в головах ее ложа. У нее есть цель.

Выгнав из спальни Жеребца, царица до самого утра просидела на ложе, глядя неподвижным взглядом на огонь светильника.

До самого утра в седлах сидели Бродяга и Бес.