Александр Золотько - Молчание бога

Теперь он один. Теперь никто не будет мешать ему думать. Никто не влезет с несвоевременной просьбой или замечанием. Не нужно ломать голову, где остановиться на постой, куда вместятся одиннадцать головорезов с лошадьми.

Наверное, так даже лучше, подумал Ловчий. Теперь всякий, кто подойдет близко, может считаться врагом.

Кто бы там ни готовил западню, он должен понимать, что справиться с ним или с Хозяином ой как не просто. Сколько нужно обычных смертных, чтобы хоть какой-то вред причинить бессмертному – бог он или человек?

Сотня? Две? И как они подберутся такой толпой? Возможны, конечно, случайности, от них никто не заговорен.

Можно натравить на них десяток-полтора бойцов, тщательно напоив этих бойцов сомой. Тут, возможно, и получится. Может получиться, если Хозяин или Ловчий проморгают засаду. Но эту засаду неизбежно выдаст запах сомы. Так уже бывало.

Эта пища богов имеет совершенно неподражаемый аромат, и всякий, кто ее вкусил, годами будет его источать, сводя с ума деревенских девок и благородных дам.

С другой стороны, подумал Ловчий, если хорошо постараться, то далее один толковый боец, налитый сомой по самые брови, может нанести неожиданный удар.

Хороший удар в сердце, клинок с ядом... И бессмертный будет оживать некоторое время. А потом – снова удар. И снова.

Вот как он, Ловчий, умирал в крови дракона. Смерть и жизнь смешались, и невозможно было понять, когда одно сменяется другим. Смерть-жизнь. Жизнь-смерть...

Но то был дракон. А человека, способного из-за сомы двигаться с нужной стремительностью, молено опознать по запаху...

Ловчий рывком остановил коня. Конь рванулся от обиды и боли и попытался встать на дыбы.

Только человек, вкусивший сомы, может нанести удар. И этот человек есть.

Ворюга, твою мать!

Просто попробовал дармового вина у испуганного священника.

Насколько же изощрен тот, кто стоит за всем этим, не мог не восхититься Ловчий, успокаивая коня. Нужно было спросить у священника из деревни Егеря, не присылали ли им вино на случай мора...

Ловчий оглянулся далее назад, на черный лес.

Можно и не спрашивать.

Не получал. Поспорить можно на что угодно – не получал. Только для Трех деревень был разыгран этот спектакль. А у них с Хозяином просто не было времени все выяснить, заехать в пару окрестных сел.

И все ведь выглядело очень логично – хитрый коварный план с мором и спасительным вином для причастия.

Они вначале думали, что противник хочет уничтожить своих врагов страшной болезнью, заставить всех выживших уверовать в Господа. Потом решили, что все это было рассчитано, дабы отвлечь богов от камня, которому Воин приносил Кровавые жертвы.

Потом – что нужно было в схватке лишить богов Силы, вывести их из игры. А теперь...

Неужели это все только для того, чтобы приблизить Ворюгу на расстояние удара?

Кто-то рассчитал всё. И очень точно рассчитал.

Ловчий после разговора с Егерем обязательно должен был заехать к Хозяину. Отвезти письмо из Рима. И привезти с собой заодно Ворюгу.

Интересно, Ворюга, когда вступал в Отряд пять лет назад, знал зачем это делает?

Или просто выполнил приказ?..

Или его смогли уговорить уже потом.

Скорее всего – потом.

Он не мог обмануть Ловчего, когда тот расспрашивал его перед вступлением. Пивший амброзию, промывавший ею глаза не может быть обманут. А тогда Ворюга не врал.

Он действительно хотел уничтожать нечисть, отнявшую жизнь у его семьи. И дрался не хуже остальных, А потом... Ему могли просто объяснить, что и его доблестный командир не то чтобы совсем человек. А, возможно, и совсем не человек.

Потом отправляется в Три деревни новый священник, который посвящен в коварный план. А Ворюга совершенно случайно...

Ловчий невесело усмехнулся.

Священник ведь говорил, что Ворюга сам выбрал бочонок. Сам. А они не обратили на эти слова внимания. И еще не обратили внимания на то, что кто-то держал священника несколько дней в плену, а потом отпустил, не причинив вреда и далее ничего не забрав.

Конечно, они подумали, что все это делалось для одного – эпидемия и причастие. А Ворюге было приказано оказаться на дороге в день уничтожения Хутора.

И почему Ворюга не остался в замке сразу? Была такая возможность. Просто сказать о своем желании остаться. Каждый в Отряде имел такое право. Но Ворюга ушел вместе со всеми, а потом сбежал... Чтобы вернуться в замок?

Или он еще тогда не решил, кого нужно ударить отравленным ножом в сердце? Не решил? Или ему должны были дать последние указания?

Ловчий даже застонал от бессилия. Он не может предупредить Хозяина. Да, наверное, уже и поздно. Если что-то должно было произойти – оно уже произошло. Можно, конечно, вернуться назад, в замок, разобраться... И что?

Их неизвестный противник все рассчитал с большим запасом. Каждое его действие имеет несколько смыслов, и невозможно предсказать, на что именно он делает ставку, – на то, что Ловчий догадается и вернется, или на то, что в неведении продолжит путь. Или на то, что все поймет, но все равно поедет.

В письме они вообще требовали, чтобы оба Смотрящих за Договором отправились в войско.

Нужно выбирать, подумал Ловчий. Это не дьявол и не Бог, это гораздо опаснее. Это – люди.

Это человек, который вертит богами, как ему это выгодно. Ему это настолько хорошо удается, что может возникнуть соблазн...

Гордыня, – подумал Ловчий, глядя на восток, туда, где начинало розоветь небо и выцветали звезды, – страшный грех. Смертный.

И если нет возможности переиграть противника, нужно подождать, дать возможность ему самому себя перехитрить. Надежда слабая, но деваться все равно некуда.

– Им некуда деваться, – сказал Кардинал. – Песок в часах сыплется и сыплется. И не во власти песчинок остановиться. Они могут понимать, что происходит, а могут не понимать – это все равно. Они лягут кучкой на дне часов. И будут лежать, пока я снова часы не переверну.

Кардинал поднес факел к самому лицу Епископа. Кожа на щеке сморщилась, но когда огонь отодвинулся, снова разгладилась.

Изменился, подумал Кардинал. Вместо холеного лица и сытого взгляда – страх и неуверенность. Сколько раз он уже умирал?

– Тебе очень плохо? – спросил Кардинал. – Хочется умереть?

Епископ не ответил. Он далее не открыл глаза. Он просто тяжело дышал. Хрипел, вдыхая и выдыхая тяжелый воздух подземелья. Его приковали в пещере, в которой держали ведьм и колдунов.

Мог Епископ что-то крикнуть или попытаться плюнуть в лицо мучителя, но предпочел ждать. У него появился крохотный перерыв в бесконечной череде смертей. И нужно было этой паузой воспользоваться. Он чувствовал, как зарастают раны, как силы возвращаются в мышцы. Он никогда в жизни не был так силен. Если бы ему дали еще немного времени, он смог бы собраться и вырвать цепи из стены. Напрячься и...