Александр Прозоров - Бремя богов

Никакой еды у путников с собой не имелось – так что хлопотать с костром не понадобилось. Да и собраться на рассвете получилось побыстрее.

– Ты полагаешь, потомки куницы примут нас в свой род? – спросила девушка, когда утром они снова выступили в путь.

– Вообще-то, я надеялся получить этот ответ от тебя, – вздохнул чародей. – Но время еще есть. Успеем что-нибудь придумать.

Молодой чародей с большим трудом удержался от соблазна создать водяное зеркало и пройти через него прямо к южным лесным окраинам. Ведь ему было мало просто перенестись на юг. Воспитаннику древнего братства хотелось разобраться в реалиях этого мира – а для этого требовалось время и терпение. Кроме того – чем путаннее путешествие, тем больше шансов на новые встречи, любая из которых могла открыть лазейку в какое-нибудь лесное племя. Посему Степан Золотарев предпочел путь кружной, длинный и долгий.

Выйдя к речушке шагов десяти шириной, с темной торфяной водой, воин братства всего за день разделал две прибрежные сосенки на бревнышки по пять метров в длину, связал их ивовой лозой, сделал сверху накат еще из четырех бревен и приготовил две длинные слеги.

Переночевав на отмели, с рассветом Степан и Ласка взошли на плот и оттолкнулись от берега.

– Ты зря так рискуешь, шаман, – в последний раз предупредила дикарка. – Вдоль реки полно славянских селений и городов. Тамошние обитатели обязательно попытаются захватить нас, связать и продать скифам на шахты. А еще по рекам плавают варяги. Они тоже с радостью ловят одиноких зазевавшихся людей. Сказывают, скифы дают большой котел в обмен на крепкого раба. Ради этого любой рискнет напасть даже на вооруженного мужчину!

– Ради медного котелка? – чуть приподнял брови воспитанник братства.

– Ради котла из меди! – согласно кивнула Ласка. Причем произнесла это таким тоном, каковым в далеком будущем женщины говорят о бриллиантовых колье или диадемах из ювелирного каталога. С мечтательным придыханием.

– О времена, о нравы! – криво усмехнулся Золотарев. – Женщины мечтают о кастрюлях, степняки роют шахты, славяне ловят рабов. Мир перевернулся с ног на голову. Но ты сама говорила, идти пешком слишком долго, понадобится переплыть много рек и есть риск столкнуться с враждебными охотниками. По воде получится куда проще и быстрее.

– Но сильно опаснее!

– Доверься мне, – подмигнул ей колдун, отталкиваясь шестом ото дна. – Как-нибудь проскочим.

К середине дня течение вынесло путников в реку, почти втрое шире прежней, а к концу дня – в еще большую. Однако берега на всех оставались одинаковыми: плотно стоящая стена соснового леса, изредка сменяемого такими же плотными рощами из толстенных вековых берез с ольхою напополам. Причалить здесь, коли захочется, казалось практически невозможно из-за бесчисленных, рухнувших в воду стволов, причем мокрые ломанные ветви торчали из пучины вверх, подобно копьям утонувших прямо в строю фалангистов.

По счастью, время от времени на реке случались песчаные отмели – там, где русло внезапно круто поворачивало, а также просторные наволоки – земли, подтапливаемые во время половодья и долго не просыхающие. Так долго, что на влажной жиже не удавалось пустить корни даже ивовому кустарнику. Зато траве тут было раздолье, и почти на каждом таком лугу безмятежно паслись олени и зубры, шастали среди стеблей осторожные зайцы. На реку веяло ароматом цветов.

– Сколько дичи! – вслух удивился Степан. – Где же кочевья лесовиков, где охотники, что должны их всех ловить?

– Может статься, это единственная добычливая поляна на день пути окрест? – пожала плечами Ласка, что тоже толкалась шестом о близкое дно, – Вдруг дальше в чащу начинаются болота и сухостой? Тогда здесь не прокормиться даже одной семье. А может, сюда часто наведываются славяне из близких деревень, и тут слишком опасно показываться. Возможно, здесь побывали дочери голодного духа, а может быть и так, что несколько лет назад здешние леса истощились и местные охотники откочевали к другим угодьям. И все еще не вернулись. Трудно понять, каково здесь жить, не зная всех мелочей.

– Что за «дочери голодного духа»? – навострил уши Золотарев.

– Семь дочерей, семь болезней, которые приходят в наш мир за нашими телами и душами. Кормят нами отца в нижнем мире. Ты же шаман, ты должен знать!

– Ну да, конечно, – согласился Степан. – А ты помнишь, каким родам принадлежат здешние леса?

– Потомкам трудолюбивого бобра. А дальше, к закату, будут владения потомков лося, на север обитает колено детей волка, за ними рыси. На юг от нас – племена белок.

– Белок?! – искренне изумился колдун.

– Ну да, белок, – пожала плечами девушка. – У всех небесных духов есть свои потомки. Говорят, посланец небесных духов принимает в свою армию всех, даже бурундуков и синиц. Но только сражаются они в человеческом облике. Ибо в бою даже от простого лучника больше толку, нежели от соболя или удота.

– Кто?

– Ну, Любый! Кстати, из нашего кочевья к нему ушел один из избранных! Но токмо погиб скоро, не вернулся, – вздохнула дикарка.

– А куда ушел?

– Так ведь столица у посланца небесных духов там, за северной рекой, – махнула рукой куда-то в сторону Ласка. – Огромная, даже больше славянских городов. Оттуда он в походы и выступает.

– И что, твой соплеменник так просто пришел к Любому, и его взяли?

– Не просто, – мотнула головой девушка. – Я же говорю, избранный он был, прямой потомок небесного духа. Любый научил его перекидываться через нож, в россомаху. Он в свою армию берет только избранных. Простым смертным за ними в походе не угнаться.

Так, за разговорами, и тянулось их плаванье. Степан спрашивал, слушал и запоминал. Ласка радостно болтала – а мимо проплывали буреломы и боры, ельники и ивняки, густые дубравы и наволоки…

Ближе к вечеру молодой колдун достал из кармана свою простенькую снасть, достаточно быстро выудил из приглянувшегося омута крупную щуку и жереха, и незадолго до сумерек путники остановились на песчаной отмели. Золотарев помнил, что лесная нежить, к которой перед сном он обращается за покровительством, не любит мертвой земли. Костер же на песке почве вреда не причинит.

Новым днем, незадолго до полудня, они первый раз миновали славянское поселение. Выглядело оно крайне скромно: высокий частокол окружностью в полторы сотни шагов, за стругаными остриями проглядывали крытые камышом крыши нескольких навесов и двух жердяных сарайчиков, а также один массивный бревенчатый дом – без окон, но с парой продыхов для дыма под самой кровлей. Что происходило во дворе, разглядеть с реки было невозможно, но вот у самого берега две женщины лет сорока мяли чахлую, гнилую крапиву и такую же тухлую коноплю. Мяли – означало, что ее клали на грубо отесанное бревно, и пристукивали сверху другим. Рядом с ними девочка лет пятнадцати, стоя на коленях, старательно терла камнем, размером с человеческую голову, большую шкуру, время от времени поливая ее водой.