Анастасия Машевская - Коготь и цепь [litres]

Все так, как было десять лет назад. И сто, и двести, и даже, наверное, тысячу. И когда Бансабира умрет, чертог и земли вокруг него ничего не заметят. Как и положено.

Возвращение Бану не праздновали, как и выход из войны и воссоединение с другими членами семьи: госпожа запретила тратить время на всякую дурь. Помогла лекарям и жрецам омыть тело отца – и тогда, в лагере, и сейчас, дома. Сабира похоронили в день прибытия, хотя дело и близилось к вечеру. Без пышности, с какой следовало отдать почести, – тело требовало скорейшего погребения. Рядом были только родственники и приближенные.

Фамильный склеп Яввузов еще с детства казался Бану безразмерным, и, как оказалось, прожитые годы впечатления не изменили нисколько. Тяжелая гранитная плита входа с трудом поддалась, заскрежетав древностью. Из обложенного черным базальтом прохода дохнуло морозной сыростью. Бану, держа в одной руке ритуальную чашу, взяла у сопроводителей заготовленный факел и шагнула во мрак коридора; родичи ступили следом. Жрицы и жрецы из храма Илланы и Акаба затянули старинный мотив провожания.

Наконец проход привел их к лестнице, которая спускалась в громадную каменную галерею, и конца ее даже в свете огней было не разглядеть. Бансабира шла первой, мужчины двигались за ней, неся гроб Старого Волка. Малолетний Гайер на руках одной из кузин Бану плакал из-за пугающих сырости и сумрака. Еще одна из родственниц несла кожаный мешок с клыками.

Они проходили погребения сотен Яввузов: минувших полководцев, первых танов семьи, основателей дома, женщин, пришедших в Пурпурный танаар невестками и рожденных законными танин, подростков и детей, умерших не своей смертью. Вот захоронение Бирхана Яввуза, ее деда, вот – бабки Бануни, часть имени которой сохранилось в ее собственном. Вот – могила ахтаната Лаатбира, младшего из земных братьев отца. Бану знала, что Лаатбир был последним сыном Бирхана и Бануни и умер в возрасте восьми лет от осложнений простуды. Бансабира никогда не встречала этого родственника, но почему-то, проходя мимо, задержалась на мгновение, коснувшись ладонью могильной плиты. Странно, думала женщина, что в этом склепе никогда не окажутся ни Ванбир, ни его дети – кузены Тавван и Хальван, с которыми в ходе войны Бану успела наладить дружественные связи. Но закон Яса прост: водные жены и их потомство (из братьев отца Ванбир и Доно-Ранбир) не имеют прав на погребение в семейном склепе.

Впереди, в глубине, было еще множество пустых гробниц. Бансабира остановилась за той, что с замершим сердцем признала могилой матери.

Когда тело уложили, Бану и Тахбир, как наиболее влиятельный ахтанат дома, повторили слова молитвы упокоения и возрождения, дабы великий Круг позволил Сабиру Свирепому и в следующей жизни служить Праматери Богов и людей, Ее достойному Брату Акабу, верша их промысел ледяным клинком Матери Сумерек.

В стене над резным мрамором и базальтом усыпальницы был закреплен обруч для единственного факела. Бансабира установила в нем принесенное огниво и обернулась к двоюродным сестрам. Та, что держала в руках небольшой мешочек, подошла ближе к свежему захоронению. В чем-то похожая на саму Бану, девушка, несколько нервничая, потянула завязки и высыпала на горизонтальную могильную плиту клыки, чтобы выложить из них силуэт волчьей головы. Девице, несмотря на старания, никак это не удавалось, и Тахбир поспешил помочь дочери – ему уже доводилось делать это раньше, неоднократно. Он справился.

Во имя ритуала самый крупный и могучий волкодав танаара пал от руки Руссы. Когда зубы животного были уложены символом дома, Бансабира облила их волчьей кровью из жертвенной чаши, дабы дух убитого зверя, охраняя, сопровождал Сабира Свирепого в чертоги Старой Нанданы. Эта традиция не помнила собственного корня, но соблюдалась неукоснительно, ибо каждый знал, что пес – самый верный среди животных именно потому, что провожает человека туда, куда нет пути никому из людей и созданий, пока они живы.

Когда обряд закончился, возле последнего пристанища Сабира Свирепого остались Бану, Русса, малолетний Адар и их дядя Тахбир. Они сидели у могилы, не роняя ни звука. Даже Адар примолк, время от времени размазывая кулачками по лицу ручьем бегущие слезы. Неплохой он, этот Адар, подумала Бану, наблюдая за чуждым ей братом. И очень похож на ее собственного сына: ни тот, ни другой толком не знали своей семьи, подрастая, как сорняки, сами по себе, без возможности положиться хоть на кого-то, без тени истинной любви. Но, в отличие от Адара, Гайер не прожил еще и года, и никакому браку не обещан. Если очень постараться, все можно исправить.

Бансабира прикрыла глаза, зная, что никто не обратит особого внимания. Несчастное создание, ее сын. Ведь единственная причина, по которой этот мальчишка вообще появился на свет, – союз во имя победы.

Во имя победы, повторила в голове Бану по слогам. Во имя победы… Какой еще победы? Чего она добилась в этой Бойне? Золото Аамутов у нее, северяне остались в мире между собой, распалась пара вражеских альянсов. Но это – далеко не цена войны: власти Бану не прибавилось, как и земель, армии или доходов. Впрочем, надел ее и без того велик, надо сначала разобраться с тем, что есть, прежде чем думать о расширении границ.

Ох, отец-отец, думала Бану, как не вовремя оставил. Они ведь так и не поговорили, и Сабир так и не успел дать дочери главных уроков в жизни тана: как управлять землями, как распоряжаться людьми, которые не имеют отношения к ремеслу воинов, как контролировать лаванов и «золотоделателей» хатов, как договариваться со жрецами, как вести хозяйство, как воспитывать детей – как, как, как?!

Если конечная цель воспитания – научить обходиться без воспитателя, то надо признать, размышляла Бану, отец с поставленной задачей совсем не справился.

В отличие от Гора, с расширившимися глазами поняла женщина. В том, чему ее учил этот мерзавец, она безо всяких сомнений полагается на себя.

– Пора, – шепнула женщина, поднимаясь. Она взяла из рук Тахбира еще один факел, который прежде оставил ему один из подчиненных. Свой, тот, что Бану в процессии несла сама, согласно традиции, женщина оставила над могилой.

– Дядя, подготовьте обед на завтра для почитания отца. Русса, ты поможешь мне с командирами, которые вскоре прибудут. Адар, тебе придется…

Бану осеклась. Тебе придется позаботиться о Гайере, хотела она сказать. Но брат и правда был всего лишь мальчишкой, без особых талантов в вопросе выдержки и вообще с трудом понимал, что происходит и откуда его слезы.

– Тебе надо отдохнуть, – твердо поправилась тану. – И перестань реветь.

Но тот от оклика только сильнее зашелся, теперь еще и взвыв.