Р. Бэккер - Воин-Пророк

Ее глаза полуприкрыты и сухи, словно папирус.

«Серве! Дыши, девочка, дыши! Я приказываю!»

«Я пойду впереди тебя. Я пойду впереди».

Привязанный к Серве, кожа к коже.

«Что я… Что? Что?»

Судорога.

«Нет… Нет! Я должен сосредоточиться. Я должен оценить…»

Немигающие глаза, глядящие на звезды.

«Нет никаких обстоятельств за пределами… никаких обстоятельств за пределами…»

Логос.

«Я — один из Обученных!»

Он чувствовал ее, от голеней до щеки, холодную, излучающую холод, проникающий до самых костей.

«Дыши! Дыши!»

Сухая… И такая неподвижная! Такая невероятно неподвижная!

«Отец, пожалуйста! Пожалуйста, сделай так, чтобы она дышала! Я… Я не могу идти дальше».

Лицо такое темное, крапчатое, как будто извлеченное из моря. Неужели она и вправду когда-то улыбалась?

«Сосредоточься! Что происходит?»

«Все в беспорядке. И они убили ее. Убили мою жену».

«Я отдал ее им».

«Что ты говоришь?»

«Я отдал ее им».

«Почему? Почему ты это сделал?»

«Ради тебя… Ради них».

Что-то капало вокруг, и он провалился в сон; холодная вода омыла кожу, покрытую синяками и ранами.

Потом пришли сновидения. Мрачные туннели, безрадостная земля.

Горный хребет, изогнувшийся на фоне ночного неба, словно бедро спящей женщины.

А на нем — два силуэта, темные по сравнению с невероятно яркими звездами.

Силуэт сидящего человека: плечи сгорблены, словно у обезьяны, ноги скрещены, словно у жреца.

И дерево, чьи ветви качаются из стороны в сторону, пронзая чашу неба.

И звезды, вращающиеся вокруг Гвоздя Небес, словно тучи, несущиеся по зимнему небу.

И Келлхус смотрел на эту фигуру, смотрел на дерево, но не мог пошевелиться. Небесный свод кружился, как будто ночь проходила за ночью, минуя день.

И фигура, обрамленная вращающимися небесами, заговорила — миллион глоток в его глотке, миллион ртов в его рту…

ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

Человек встал, сложив руки, словно монах, согнув ноги, словно медведь.

СКАЖИ МНЕ…

Весь мир взвыл от ужаса.

Воин-Пророк очнулся; там, где к нему прикасалась щека мертвой женщины, кожа горела.

Новые судороги.

«Отец! Что со мной происходит?»

Один приступ боли за другим. Они срывали с него лицо, превращали его в лицо чужака.

«Ты плачешь».

Заудуньяни на Бычьем холме узнали в нем друга Воина-Пророка, и Ахкеймион очутился в великолепной гостиной, щурясь от блеска пластин из слоновой кости, врезанных в отполированный черный мрамор. Некоторое время спустя появился айнонский дворянин по имени Гайямакри — как сказали, он был одним из наскенти, — и повел его по темным коридорам. Когда Ахкеймион спросил его насчет воинов в белых одеждах, расставленных по всему дворцу, этот человек принялся жаловаться на смуту и злые происки ортодоксов. Но Ахкеймион не слышал ничего, кроме бешеного стука собственного сердца.

Наконец они остановились перед роскошной двустворчатой дверью — древесина орехового дерева и накладные украшения из бронзы, — и Ахкеймион поймал себя на том, что придумывает шутки, чтобы насмешить Эсми.

«Из палатки колдуна в дворянские покои… Хм».

Он почти слышал ее смех, почти видел ее глаза, искрящиеся любовью и проказливостью.

«Что же будет после того, как я умру в следующий раз? Андиаминские Высоты?»

— Она, наверное, спит, — извиняясь, сказал Гайямакри. — Ей пришлось тяжелее всех.

Шутки… О чем он только думает? Она нуждается в нем — отчаянно нуждается, если то, что сказал Пройас, правда. Серве мертва, а Келлхус умирает. Священное воинство голодает… Ей нужна поддержка и опора. Он будет ей опорой!

Гайямакри вдруг развернулся и схватил его за руки.

— Пожалуйста! — прошипел он. — Ты должен спасти его! Ты должен!

Он упал на колени, сжимая руки Ахкеймиона с таким пылом, что у него побелели костяшки.

— Ты же был его наставником!

— Я… я сд-делаю все, что смогу, — заикаясь, пробормотал Ахкеймион. — Даю слово.

Слезы струились по щекам айнона и терялись в бороде. Он прижался лбом к рукам Ахкеймиона.

— Благодарю тебя! Благодарю!

Не зная, что сказать, Ахкеймион поднял наскенти с пола. Гайямакри принялся оправлять свое желто-белое одеяние, словно вспомнил вдруг об извечной одержимости джнаном.

— Ты не забудешь? — выдохнул он.

— Конечно, не забуду. Только сперва мне нужно посоветоваться с Эсменет. Наедине… Понимаешь?

Гайямакри кивнул. Три шага он пятился, потом развернулся и припустил прочь по коридору.

Ахкеймион остановился перед высокой дверью, тяжело дыша.

«Эсми».

Он будет сжимать ее в объятиях, пока она не выплачется. Он поведает ей каждую свою мысль, расскажет, что она значила для него во время плена. Он сообщит ей, что он, адепт Завета, возьмет ее в жены. В жены! И на глазах ее от изумления выступят слезы. Ахкеймион едва не рассмеялся от радости.

«Наконец-то!»

Вместо того чтобы постучать, он просто толкнул дверь и вошел, как мог бы войти муж. Его встретил полумрак, наполненный запахом ванили. Всего лишь шесть расставленных в беспорядке свечей освещали покои, просторные, с высоким сводчатым потолком, в изобилии заполненные коврами, ширмами и драпировками. На помосте стояла огромная пятиугольная кровать, занимавшая всю середину комнаты; простыни и покрывала были смяты, словно после ночи страсти. Слева раздвижная стена открывала проход в небольшой садик. Небо было усыпано яркими звездами.

Ничего себе палатка колдуна!

Ахкеймион вышел из полосы света и вгляделся в глубину покоев. Кровать была пуста — он видел это сквозь кисею. Дверь за спиной у Ахкеймиона захлопнулась с громким стуком, заставив его вздрогнуть.

Где же она?

Потом Ахкеймион разглядел ее в дальнем конце комнаты: Эсменет лежала на небольшом диванчике, свернувшись клубочком, спиной к двери — и к нему. Волосы ее отросли и в полумраке казались почти фиолетовыми. Свободная рубаха сползла, обнажив тонкое плечо, одновременно и загорелое, и бледное. Ахкеймиона тут же охватило возбуждение, радостное и безрассудное.

Сколько раз он целовал эту кожу?

Поцелуй. Вот как он разбудит ее — плача и целуя ее плечо. Она зашевелится, подумает, что это сон. «Нет… Это не можешь быть ты. Ты умер». Потом он возьмет ее, с медленной, яростной нежностью, заполнив ее чувственным экстазом. И она поймет, что наконец-то ее сердце вернулось.

«Я вернулся к тебе, Эсми… Из смерти и муки».

Он сделал несколько шагов и тут же остановился, потому что Эсменет вдруг рывком села. Она встревоженно огляделась, потом остановила взгляд припухших, неверящих глаз на нем.

На мгновение она показалась ему чужой, незнакомой женщиной; Ахкеймион увидел ее теми молодыми, страстными глазами, как много лет назад, в Сумне, при их первой встрече. Веселая красота. Веснушки на щеках. Полные губы и безукоризненные зубы.