Ричард Адамс - Майя

Майя подошла к окну. На севере тускло, еле заметно светилась комета, больше не похожая на сияющую посланницу Леспы. Майя зябко поежилась и отвернулась. В каморку вошел Пакада.

– Да, сайет, пленники у меня.

– Вы их отпустите?

Начальник тюрьмы не ответил, и Майе пришлось повторить вопрос.

– Увы, сайет, не могу, – покачал головой он. – Ни за какие деньги. Они находятся в распоряжении благой владычицы.

– В городе переполох, – напомнила Майя. – Скажите ей, что они сбежали.

– Отсюда не сбегают. Нет, сайет, не могу. Меня повесят.

– Я вам щедро заплачу, даже больше, чем десять тысяч.

– Что ж, сайет, если хотите, давайте это обсудим, – сказал Пакада, неторопливо усаживаясь на скамью.

Майя насторожилась – начальник тюрьмы отчего-то тянул время.

– А что тут обсуждать? – спросила она.

– Ну, сколько вы можете мне заплатить, зачем вам пленники, куда вы с ними отправитесь…

– Какое вам дело, У-Пакада, зачем мне пленники?

– Видите ли, сайет… Вы были в Икет-Йельдашее?

– Нет, не была. При чем тут Икет? Прошу вас, У-Пакада…

– А мне вот довелось побывать. Очень красивый город. Говорят, сейчас его захватил Сантиль-ке-Эркетлис. Ну, маршал Кембри с ним быстро разделается, не сомневайтесь…

– У-Пакада, мы же о пленниках…

– Понимаете, сайет, если вы хотите отправиться в Икет-Йельдашей…

– Послушайте, мне не с руки с вами ссориться! Я очень тороплюсь. Скажите, сколько вы хотите, только побыстрее.

Дверь в каморку распахнулась. На пороге возникли два солдата с обнаженными мечами. Майя испуганно вскочила и прижалась к стене. Пакада встал, сложил руки на груди и посмотрел на вошедших.

– Это она? – спросил один из солдат.

– Да, – ответил Пакада.

Тризат и его подчиненный с виду не походили на бекланцев, и мундиры на них были незнакомые. Майя с ужасом заметила на камзолах изображение крепости – символ Палтеша.

– Ты – Майя Серрелинда? – Тризат грубо схватил ее за руку.

Майя попыталась вырваться, но палтешец держал крепко.

– Да, это она! – выкрикнул Пакада, потирая руки. – Молодцы, быстро пришли!

– Кто вы? – прошептала Майя.

– Начальник стражи Лилейных ворот. Благая владычица велела тебя задержать.

– За что?

– А вот это она тебе сама расскажет.

От страха у Майи подкосились ноги. Солдаты связали ей руки за спиной. Тризат коротко кивнул Пакаде, вытолкал Майю во двор и повел к воротам.

– Отпустите меня! Я вам десять тысяч мельдов заплачу! – взмолилась Майя.

– Да хоть двадцать, – буркнул тризат. – Тебя велено к благой владычице доставить, так что не упирайся.

Внезапно у ворот тюрьмы поднялась суматоха, замелькали факелы, послышались громкие голоса, топот сапог и звон оружия. Похоже, в тюрьму вошел какой-то отряд.

Палтешцы в нерешительности остановились, вглядываясь в темноту, откуда им навстречу двинулись люди с факелами. Через минуту Майиных захватчиков окружили солдаты под предводительством коренастого капитана.

– Вы из полка Хан-Глата? – спросил он палтешского тризата.

– Да, мы служим ему и благой владычице. Я, тризат Незик, по повелению…

– Заткнись, дольше проживешь. Сдать оружие, – небрежно бросил капитан.

– Простите, но по какому праву… – начал тризат.

– Молчать, свинья! Я, капитан Мендел-эль-Экна, выполняю приказ владыки Рандронота. Бекла захвачена лапанскими войсками…

– При всем уважении…

– Молчать, кому сказано! – Лапанец выхватил меч из ножен. – Сдать оружие!

Палтешцы неохотно повиновались.

– Вот и славно, – заявил капитан. – Значит, так, теперь здесь распоряжаюсь я. Есть тут кто еще из ваших соплеменников?

– Никого.

– Если солгал, тебя прирежут. Где начальник тюрьмы?

Тризат махнул рукой в сторону приземистого здания.

– А что это за девчонка? Куда вы ее ведете?

– Благая владычица велела ее задержать. Меня назначили начальником стражи Лилейных ворот, и начальник тюрьмы сообщил мне, что она с ним, вот я и пришел…

– Зачем ты благой владычице понадобилась? – спросил капитан Майю и велел своим людям: – Развяжите ей руки.

– Я – Майя Серрелинда, – сказала она. – Форнида…

– Майя Серрелинда? – переспросил капитан. – Спутница владыки Рандронота?

– Да, – не раздумывая, ответила она.

Капитан опустился на одно колено и, почтительно склонив голову, протянул ей свой меч. Майя с улыбкой коснулась клинка, и Мендел-эль-Экна вытянулся перед ней в струнку.

– Чем могу служить, сайет?!

– Я пришла к начальнику тюрьмы просить об освобождении двух пленников, моих друзей, которые попали в плен к благой владычице, а он меня предал палтешцам.

– Феарон, ступай к воротам, – велел капитан своему тризату. – А остальные со мной.

Лапанцы ворвались в каморку Пакады. Начальник тюрьмы в страхе забился в угол, сразу сообразив, что ему несдобровать. Мендел-эль-Экна схватился за меч и готов был пронзить подлеца, но Майя его остановила:

– Умоляю, не троньте его!

– Но он же вас предал!

– Сохраните ему жизнь, прошу вас. Сегодня и без того слишком много смертей… Я не выдержу.

– Ах ты, мерзавец! – воскликнул капитан и отвесил Пакаде оплеуху. – Считай, повезло тебе. Немедленно приведи пленников! А вы трое ступайте с ним – если вдруг что удумает, убейте.

В крохотной каморке было нечем дышать; от запаха потных, немытых тел кружилась голова, саднили запястья, натертые веревкой. «Только бы в обморок не упасть», – подумала Майя.

– Душно здесь, – заявил Мендел-эль-Экна, выломал ставни и выбросил их во двор. – Ну вот, так гораздо лучше.

Один из его спутников весело подмигнул Майе.

– Хотите, я с вами солдат отряжу? – предложил капитан. – В городе неспокойно. Вы куда с друзьями отправляетесь?

– Не знаю… – ответила Майя. – Мне лишь бы из Беклы их увести.

– А как же вы одна к владыке Рандроноту вернетесь?

– Со мной были спутники, только в суматохе мы потерялись.

– Так вы в тюрьму в одиночку пришли? – удивился Мендел-эль-Экна. – И не побоялись? Ну вы и отчаянная!

– Так это ж Серрелинда! – заметил один из его солдат.

– Ну, до Синих ворот мы вас проводим, – решительно сказал капитан. – Нам все равно в ту сторону.

Тут дверь открылась, и солдаты ввели пленников: Байуб-Оталя и… Майя пошатнулась и схватила капитана за руку. Перед ней стоял Зан-Керель!

При виде возлюбленного силы покинули Майю; сердце замерло, по щекам ручьями покатились слезы.

Память зачастую отражает образ близкого человека или любимых мест не достоверно, а создает идеализированное представление; ценишь не эфемерную внешнюю оболочку, а глубинную, внутреннюю сущность – так, тоскуя по родному дому, вспоминаешь не обстановку, а любовь и заботу, которые окружали тебя с детства; помнишь не внешность возлюбленного, а его теплоту, чуткость и ласку. Встреча с любимым после долгой разлуки часто ошеломляет, потому что память хранит только смутные черты.