Евгений Мисюрин - Черный грифон

– Оденься, воин!

Смирнов огляделся. Пока он размышлял, Подана уже сняла с бородача блестящий нагрудник, вытряхнула мёртвую голову из шлема, и теперь торопливо развязывала верёвочку, держащую штаны. Платон оторопело посмотрел на спутницу.

– Что дивишься? В трусах пойдёшь?

– Но… – только и смог выдавить в ответ молодой человек.

– Что с воя взято, то свято. Похоже, тебя и правда Мара выбрала. Помогай, пока не заявился никто.

Больше всего времени ушло на то, чтобы перебороть в себе отвращение к раздеванию трупов. К счастью, половина одежды оказалась не испачкана кровью. Остальное по совету Поданы отнесли за скалу. Трупы оттащили в небольшое ущелье между двумя склонами, то самое, где последний убитый бандит обещал схрон. Конечно, там не оказалось даже пещеры.

Через час о случившемся напоминала только разбитая на куски скала, в которой раньше торчал Киркелин. Сами путники наконец-то оделись. Платону пришлось сильно утягивать на себе чужие штаны, потому что те были настолько велики, что могли запросто вместить ещё и его спутницу. Подана надела мужскую рубаху, сверху, обрезав ножом лишнюю длину рукавов, куртку одного из налётчиков. От брюк она категорически отказалась.

– Что же я, потаскуха, в мужское рядиться? И так рубаха не женская.

– Да ладно, – пытался уговорить её Платон. – У нас половина женщин в брюках ходят, и ничего.

– Неужто блуда нет? – не поверила женщина.

– Не… ну есть, конечно. Но разве это из-за этого?

– Так всё с того и зачинается, что сначала одежду мешают, потом поведение, а в конце и сами не знают, мужики они, али бабы. Вот, у франков-то насмотрелась, чай.

Платон задумался над такой трактовкой причин и следствий и как-то упустил из вида более насущные вопросы.

– Коней надо бы поискать. Не пеши же они заявились, – рассудительно заметила Подана.

Искали около часа. Нашли лишь следы. Кто-то, видимо, поняв, что с подельниками стряслась беда, ушёл из ближайшего распадка в четыре-конь, как пояснила мудрая женщина. То есть, один увёл четверых лошадей. Ток что идти пришлось опять пешком.

Хорошо, что на этот раз была хотя бы обувь. Платону достались отличные кожаные сапоги на пару размеров больше, что он вполне успешно компенсировал дополнительными портянками. Под презрительными усмешками спутницы городской житель как мог, тщательно перестирал всю доставшуюся одежду в реке. Потом вместе выжали её почти досуха, и только после этого он согласился одеться в чужое.

Один кожаный нагрудник Смирнов нацепил на себя, а остальное снаряжение следовало куда-то уложить. Причём, желательно так, чтобы не бросалось в глаза. Он и без подсказок прекрасно понимал, что пеший, щуплый, небритый, да ещё и в одежде с чужого плеча, будет вызывать гораздо большие подозрения, если покажет блестящий нагрудник с изображением пикирующего грифона, и Киркелин.

Проблему решила, как всегда, Подана. Спустившись ниже по течению, она нарвала какой-то береговой травы, и, когда до неё добрался Платон с грузом, уже во всю плела из неё неказистый, но крепкий мешок. Работа заняла чуть больше часа.

– Пойдём обратно. – безапелляционно заявила спутница.

– Зачем? – не понял Платон.

За последние дни он привык, что идёт, совершенно не задумываясь о дороге.

– Там по камушкам переберёмся, а оттуда дорога будет. На хутора, а там и Калач недалеко.

– Да, калач я бы сейчас съел, – мечтательно согласился Смирнов.

Краюха с мясом давно нашли приют в организме, и отощавшее тело требовало продолжения банкета.

– Калач – то город конажный. Там и постой будет, и прокорм. А глядишь, и дело какое себе найдём.

Дело… Насчёт дела вопрос у Платона был решённый. Надо найти того, кто может вернуть его назад, домой. А если при этом получится ещё и прихватить, например, меч, или хотя бы латы, то будущее в современной, не здешней, а, понятное дело, ему современной, Москве, можно считать обеспеченным. До того момента, как впереди забрезжила какая-то надежда, молодой человек гнал все мысли о доме, но теперь, видя, как спокойно его спутница приняла факт появления Смирнова из иного мира, можно было надеяться на возвращение. Вон, боги здесь материальные следы оставляют, да и сам меч непрост, очень непрост, раз превратил Платона, пусть на минуту, в машину смерти. Так что…

– Подана, а у вас тут волшебники есть?

– Так волшба, она разнѝтся. Есть светлые маги, это те, кто в следующем круге в богов родится. Они из своей энергии чудеса творят. Но сейчас попрятались, потому что мир в ночь впал. Сейчас с заката больше колдуны холодные лезут, те, что чужую энергию используют. Потому так и зовутся. Но те – народ хитрый и жадный.

Платон слушал и в который раз удивлялся. Женщина, говорящая простым, даже деревенским языком, со знанием дела рассуждает о таких понятиях, как энергия, прекрасно знает о двух видах волшебства… Что это за мир?

– Маги, – между тем продолжала свою лекцию Подана, – им от человека ничего не нужно. А зачем, если они из солнышка и своего тепла всё сами сотворить могут? А колдуны наоборот. Чем больше волшбы творят, тем меньше в них жизненных сил. Потому им подпитка требуется. От того и пошёл закат на восход войной, от того и лишают воины жизни мирных людей сотнями.

– Ну и ужасы ты, мать, рассказываешь, – прервал её Платон.

– Говорю, что знаю, – сурово ответила та. – А ты меня матерью-то не кличь. Мать у каждого одна. Иди лучше, проверь, ничего мы не оставили? А то не ровён час, найдёт кто, будет тогда нам на орехи.

– Да ладно, не обижайся, это же обращение такое, – ворчал Смирнов, а сам уже возвращался к месту битвы, или скорее, бойни.

Не иначе, что-то чувствовала Подана. Потому что среди осколков скалы лежали отличные кожаные ножны, окованные по краю серебром. Во всяком случае, так показалось Платону. Он поднял находку и радостно вскрикнул.

Кроме ножен нашёлся ещё кошель, точнее, простой холщовый мешочек, в котором лежало полтора десятка монет. В основном серебро, только три медные.

– Ну вот и ночлег с питанием, – одобрительно сказала Подана. – Теперь и идти можно.

Мешок неимоверно щекотал подмышки, но перехватить его не было возможности – переход ручья по камням требовал предельной осторожности. На противоположном берегу, стоило лишь подняться по чуть заметной тропе, их ждала широкая, наезженная дорога. Путники поправили ношу и тронулись в путь.

На этот раз идти было гораздо веселее. Уже через пару часов какой-то крестьянин подвёз их на пустой телеге, да ещё и угостил пареной репой из горшочка. Платон ел такое впервые и ему понравилось. Скорее всего, виной был голод.

– Дак тута у камня налево поворотишь, а там и на Калач дорога пошла, – пояснил возница. – Только вы до ночи-то не дойдёте. До калача на телеге три дни, а пешком и того более.