Евгений Мисюрин - Черный грифон

В палаты его пропустили запросто, видать, знали, зачем идёт. А может, только догадывались. Ведь вся дружина не по разу встречала их с Беляной вместе. Единственный, кто так и не увидел в лицо избранника дочери, был сам коназ.

– Платоша, – шептала на ухо перехватившая его на лестнице Беляна. – Я тяте сказала, что меня сегодня сватать придут. Он ждёт.

Она только сейчас оглядела молодого человека и всплеснула руками.

– Ой! А чего же ты без доспеха? Ведь красиво же, да и ну как тятя попросит себя показать?

– Ну… – неуверенно протянул Платон.

Он нервничал с того момента, как переступил порог. Грозного коназа вблизи видел лишь однажды, в тот день, когда привёл Беляну с Донца. Да и то, постарался тут же скрыться, чтобы родитель чего дурного не подумал. А то известно же, какие они, строгие отцы. Сначала голову с плеч, а потом разбираться будет, кто таков, да почему дочь без сопровождающих приволок.

Как рассказывала любимая, отец потом целый день бродил по месту схватки. То ли слова её проверял, то ли искал что. Но Платона к себе так и не вызвал и никак его поступок не отметил. Девушка сказала только, что патрули по берегу с того дня усилили.

– Ну… – неуверенно повторил Платон. – Попросит, покажу. Меч вот он, на поясе. А без доспеха даже удобнее.

Он, наконец, справился с волнением и теперь стоял с решительным и гордым видом.

– Ну я побегу. Негоже невесте самой жениха к родителю вести. Ты сосчитай до двадцати и поднимайся следом.

Коназ смотрел неприветливо. Будто Платон не свататься пришёл, а старые долги требовать. Беляна стояла за левым плечом отца и скромно глядела в пол. Владигор ни единым жестом не выдал, что увидел входящего свата. Лишь когда молодой человек приблизился, поднял на него глаза.

– Ты, значит, дочь мою от татей оборонил? – гулко спросил он.

Платон молча кивнул. Волнение подступило снова, и он боялся говорить, потому что не надеялся на собственный голос.

– А как так получилось, что двое моих воев только головы сложили, а ты один троих разбойников перебил?

– Не… – голос всё-таки подвёл, сипло полез вверх и пришлось сглотнуть. – Не знаю. Когда я подъехал, были только разбойники.

– Может быть, может быть, – задумчиво пробасил Владигор. – А ко мне почему тогда не явился?

Платон долго думал, как ответить, чтобы и себя не уронить, и во вранье обвинить не смогли. Наконец, справился со всё усиливающейся дрожью, тряхнул головой и сказал:

– Так страшно к отцу любимой подойти. Да ещё и в такой ситуации. Да и вас я не знаю. Тебя, то есть, – сразу же поправился он.

Вот, блин, тут же выругал себя Смирнов. Никак не привыкну, что тут все на «ты». Только бы ничего плохого не подумал.

Но коназ задал другой вопрос.

– А свататься почему один явился? Али Мирослава хуже иных, что нельзя к ней с друзьями да песнями?

Ну вот… И что тут ответишь? Платон непроизвольно почесал подбородок. Борода уже привычно закрывала шею, так что пальцы скрылись в волосах полностью.

– Некого мне с собой взять, – сказал он с обречённой решимостью. – Я в Калаче и года не прожил. Да занимался всё это время мечным боем, обустройством дома. Сдружился лишь с десятником твоим, Молчаном. Так он сейчас на стене. Не с караула же его снимать.

Коназ смотрел непроницаемым взглядом. Как ни старался Платон, так и не мог понять, злится тот, или наоборот. А может, просто выжидает. Молодой человек залез в карман, достал кольцо и протянул девушке.

– Вот, прими в знак любви. – он помолчал, не зная, как продолжить, и рубанул с плеча. – Будь моей женой.

– Да ты невежа, младен, – раздался гулкий бас коназа. – Сперва у родителя принято спрашивать, отдаст он за тебя дочь или кого получше сыщет.

Платон покраснел, как ему показалось, до самых пяток. И действительно. Мог бы догадаться. И что теперь говорить? Он повернулся к отцу невесты и запоздало спросил:

– Коназ Владигор, отдайте за меня Беляну.

– Кому Беляна, а для тебя Мирослава, – ответил тот и замолчал.

Платон смущённо сунул подарок обратно в карман и тайком глянул на любимую. Девушка стояла бледная, держалась за плечо отца. Как бы в обморок не упала, подумал он.

– Ну вот что, – наконец решился Владигор. – Ты в городе человек никому не знаемый. И свататься пришёл не по вежеству. Так что, как любящий отец, я отдать за тебя дочь не могу.

У Платона в голове крутился целый клубок мыслей, одна другой страшнее. Он подумал, что следует после таких слов развернуться, выйти с достоинством, и покинуть Калач навсегда. Одновременно появилась идея схватить Беляну и сбежать вместе с ней. Потом он решил, что и жить без любимой не стоит…

Много чего нелестного для себя и коназа передумал молодой человек, стоя перед суровым отцом невесты. Наконец, Владигор глянул на него, кажется, впервые за всё время разговора.

– Но дам я тебе возможность, – с металлической улыбкой предложил коназ. – Через неделю солнцеворот. День на весну поворотит. В Калаче праздник будет, поединщики съедутся на ристалище.

А ведь точно, по календарю же зима, не к месту подумал Платон. А погода не менялась. Только ночи прохладнее стали. Что же за климат тут такой?

– Ты слушаешь меня? – окликнул его коназ. – Говорю, победитель получит право жениться на Мирославе. Понял?

Платон грустно покивал головой. Шансов не было.

– Эй!

Платон обернулся и еле успел поймать летящий в лицо деревянный меч. И сразу же надо было отбивать удар. Успел.

Молодой человек посмотрел на стоящего перед ним Молчана.

– Ты уже знаешь?

Тот кивнул, оправдывая прозвище.

– Но почему, Молчан!? – Платону хотелось кричать.

Приятель посмотрел на него внимательным взглядом, пожевал губами, и ответил:

– Так франки-то, вон они, трёхсот вёрст отсюда не будет. Ежели к нам двинут, защищаться надобно. Вот Владигор и ищет добрых воев.

– Но…

Целый день после разговора с коназом Смирнов не находил себе места. Сначала он ждал, что придёт Беляна и скажет, что уговорила отца, или вообще, он сам передумал. Но девушка не шла. Незаметно для себя молодой человек вышел из дома, пошёл куда глядят по улице и оказался у палат.

Делать там было совершенно нечего, и он поскорее двинулся обратно. Незаметно добрёл до реки, постоял на берегу, печально вспоминая, что вот здесь сидели, здесь целовались…

В итоге вернулся домой, но и в четырёх стенах находиться оказалось невыносимо. Так что Платон вышел на задний двор и занялся тупым переносом дров из одного угла в другой. Что делать ещё, он просто не знал. Молчан появился как нельзя вовремя.

– Ты думаешь, я смогу?

– Вчера в Калаче появилась странная женщина, – не отвечая произнёс приятель и затих.

Смирнов молча смотрел. Оттого десятник и получил своё прозвище, что мог замолчать хоть на середине слова. Тут следовало только дождаться продолжения.