Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

Агас схватился за плащ, пальба шла уже у главного входа, и тут Лидаса понесло. Бежать он отказался наотрез, хотя можно было. Накатал чуть ли не на коленке уведомление о передаче полномочий маршалу Капрасу и приказ оному маршалу покончить с разбойничьим гнездом, сунул Агасу и велел взять раненого и убираться. Агас пробовал спорить, в ответ раздалось рычанье. Дескать, на кой Сервиллию прибожественный, бросивший подыхать тех, кто не предал? А как же присяга? Долг? Честь? Они что, только у Кэналлийского Ворона имеются?! И вообще мы еще посмотрим, кто кого, а не повезет…Что ж, эти твари увидят, как умирают те, кто верит в победу, в императора, в Гайифу!

Агас почти растерялся, а внизу уже вовсю лязгали клинки, спорить было некогда.

– Понимаете, – капитан смотрел прямо перед собой, – там был подсвечник, гладкий такой, как раз оглушить, я повернулся схватить… Лидас догадался зачем, поднял пистолеты и прошипел: «Или вы убираетесь, или я для начала стреляю в вас. Неисполнение долга – государственная измена, а за неё…»

– Он бы выстрелил. – Выстрелил бы, холера такая! – Тебе оставалось только уйти.

– Мы ушли. Парень этот все понял, кивнул. Он и так что мог сделал, да и не боец уже был, едва на ногах держался. Я рукой махнул, ну и… через окно, а Лидас остался. Умирать.

– Мы еще ничего не знаем.

– Знаем. Настоятель людей посылал, те нашли… Хотя чего там искать, все на воротах были, в ряд, как… колбасы в погребе! Лидаса хоть мертвым вешали, а хозяек – живьем… В ночных сорочках.

– Дальше. – Ворота все ж лучше телег… Или другого, что здешним упырям в голову приходит. – С вами-то что случилось?

– Ничего. Из усадьбы мы убрались незамеченными, но на дороге нас обстреляли. Меня пронесло, а парень поймал вторую пулю и вовсе скис. Я перевалил его к себе. Думал, дотащу до деревни и назад, а повезет, по дороге… этих встречу. Встретил…

«Этих»… Капрас выразился б иначе. На полпути к тракту беглецы напоролись на двоих ублюдков, посланных проследить за дракой и доложить. Анастас не собирался никого выручать, зачем? Гвардейский неженка не был тем сервиллиоником, который нужен божественному Сервиллию. То ли дело ветеран, всей душой преданный императору и не якшающийся со всяким отребьем.

– Нас попробовали убить, – Агас по-прежнему смотрел перед собой. – Они решили, я тоже ранен, раз удираю, а кровь-то не моей была. Одного я прикончил сразу, с другим, я его по Белой Усадьбе запомнил, побеседовал по душам. Похоже, тварь вовсе свихнулась, а ведь утром на человека походила…

– Где пленный?

– В Закате! Ну не мог я волочь двоих, а он и так все сказал. Вру, я не мог его не убить, хотя бы его!.. Дальше мне осталось либо назад, либо к епископу, чтоб узнал! Дождь хлещет, в голове – даже не звон, гул. Спутник мой, как очнется, так про прибожественного… Я вру, что, может, обойдется еще, болван не понимает. Пока до меня дошло, что болван – я, для солдат-то он никакой не Лидас, а сервиллионик! Был сервиллионик… А, что тут скажешь! Добрались к утру, впустили нас без разговоров, раненого уволокли, мне сунули какой-то отравы – успокоиться. Ну я и успокоился, так успокоился, что не понял, как в келье оказался. Продрал глаза, подумал, приснилось все… Как же! Я жив, потому что Лидас…

– Нет, – Капрас не выдержал, хватил кулаком по столу, – это Лидас мертв, потому что дурак! Он мог… должен был уйти и вернуться! С нами. Что ж, придется самим…

Разбойники потерпят, но рыбину эту снулую он найдет и вздернет. Карло перевернул бумагу, самое малое на пару недель, а то и на месяц превращавшую его в прибожественного. Если Анастас не бросится за вожделенной должностью в Паону сам, месяца он не проживет, уж это-то лохматый гвардеец заслужил. « Беда моя – пепел смерти , – невольно прочли глаза, – звезда над выжженной башней …» Той самой, где заживо испекся граф с двумя, нет, с тремя девочками, сестра Пагоса осталась там же…

Распахнулась дверь, запахло кориандром – толстый послушник приволок горячее и уставился на нетронутый поднос.

– Моя вина, – пробормотал он, – моя вина, что не вас спросил я о вкусах ваших, но положился на память повара. Я сейчас же…

– Повар не ошибся, – перебил Карло, – просто мы заговорились. Ставьте, что принесли, и можете быть свободны.

Самое нелепое и никчемное – после беды не жрать, не спать и ни змея не делать! Напиваться, впрочем, немногим лучше, беду нужно гнать, а если получится, то и убить. Лидас поступил глупо, зато по-гвардейски, это Хаммаил решил быть умным: бросил тех, кто верен, на стенах и пустился наутек. Не вышло – и правильно! Прибожественный не отступил, не отступился, спас друга и написал приказ, который Карло Капрас исполнит. Мало того, его исполнит даже Турагис, и как же старику теперь будет стыдно.

Состояние фельдмаршала Руппи определил, как «вроде ничего, но что-то беспокоит». Бруно выслушал дежурный рапорт, милостиво кивнул, узнав об усилении охраны, и привычно забарабанил пальцами по каретному столику. Спросонья и под скрип колес сошло бы за дождь, но Фельсенбург не спал, это дожди уснули до весны, зато ветер старался как мог, затрудняя и так не самый приятный марш.

Армия убралась из Лёйне, очистив склады и прихватив гарнизон, что на три тысячи не уставших человек увеличило подтаявшие за время отступления силы. Если б только разросшийся до неприличия обоз не замедлял движение!

Прошлым летом в погоне за фрошерами то же расстояние одолели за неделю с небольшим; сейчас удирали уже сами, и пара лишних дней на зимнем плоскогорье могла обернуться крупной неприятностью, мелких же хватало и без эйнрехтцев. Люди угрюмо месили еще нестойкий снег – ни песен тебе, ни шуток, ни смешков. Пока что Бруно удавалось удерживать знаменитую дриксенскую дисциплину, но надолго ли войскам по такой погоде и без намеков на успех хватит лояльности? Отсутствие новобранцев поход, безусловно, облегчает, но взбрыкнувшие ветераны опасней, а с чего взбрыкнуть, есть – шараханье из стороны в сторону, задержки с жалованьем, мир с недобитыми врагами, драка со своими и в довершение – пронизывающая, сырая холодина.

Командующий обещает спокойную, уютную и сытную зимовку в Доннервальде, мол, дальше не пойдем, чуть-чуть потерпеть осталось, и все. «Чуть-чуть» армия выдержит, еще бы фок Ило на хвост не наступал и прояснилось бы с горниками – с эйнрехтцами их шла четверть, не больше. Где болтались основные силы, никто не знал, но появись они вдруг на пути отступающей армии, Руппи бы не сильно удивился. Мерзавец фок Гетц неглуп, опытен, и он сделал ставку на «вождя всех варитов», а для того главное – победа над бабушкой Элизой, а значит, над Бруно. Из этого следовало, что старого зануду нужно во что бы то ни стало сохранить, и Руппи днями мотался вокруг катившей в окружении рейтар кареты, а ночами и вовсе изображал сторожевого пса на фельдмаршальском пороге. Пока эйнрехтские убийцы не заявлялись, а родимые дезертиры предпочитали удирать, однако Фельсенбург не обольщался: если все держится на одном гвозде, его кто-нибудь да попробует выдернуть.