Наталия Нестерова - Витязь. Тенета тьмы

— Алина, ты как-то говорила, что можешь собраться за пятнадцать минут.

— Я могу, мам. Но…

— Через полчаса в машине, — рявкнула Ирма. — Через полчаса — в ма-ши-не! Жду тебя, ты поняла?

Алина вдруг подобралась, встала.

— Куда поедем, мам? И это… я под следствием. Я подписывала бумаги какие-то.

— Бумагами займутся евр… дверги. А мы — к тете Юле в Нижний.

Забыть мамину подругу, бегучую, как ртуть, восточную женщину с буйной шапкой непокорных кудрей, было невозможно. Тетя Юля была художница, она постоянно ваяла, рисовала, конструировала что-то монументально-разнящееся с собственной миниатюрностью, водила «Ауди Q7», виртуозно мешала портвейн с водкой и знала сотни забавных историй. С Ирмой они дружили тысячу лет.

Алинка вдруг оживилась.

— Не в Европу?

— Чего нам Европы! — надменно выговорила Ирма. — Ты уйму летних каникул просидела у тети Юли в загородном коттедже. Там большой кусок твоего детства, Алинка, и комнатка на мансардном этаже, где ты оставила своего главного плюшевого медведя. Помнишь, ты сказала мне тогда, что выросла — и теперь будешь интересоваться компьютерными играми и мальчиками? М-мальчиками…

Алина чуть опустила глаза.

Генерал чужой звездной империи попросил ее: прими меня; так было заведено в его мире, где правили женщины. И она, обалдевая от невыразимого счастья, дикого восторга и захватывающе острого ощущения чего-то запретного — и вместе с тем естественного, — она приняла…

Ирма тем временем в очередной раз рассказывала про их с тетей Юлей историю университетского знакомства, про девичьи подвиги, про первый французский коньяк и тусовки с московскими художниками…

Алина думала о своем.

Спустя все же не тридцать, а все сто тридцать минут оставшийся в квартире за старшего Пиксель был торжественно передан под присмотр Наталье Петровне в комплекте с ключами от квартиры, пачкой люксового корма, не менее люксового туалетного наполнителя и расписанием трапез. Мятущийся толстый Лаки запихан в салон, Алинка с планшетом простерлась на заднем сиденье внедорожника. Ирма решительно бросила свое пока что стройное тело за руль («разнесет же, как корову… после Алинки сколько было, плюс двадцать два? Двадцать три?»…), а все купленное «для правильной беременности» осталось сиротливо стоять на кухонном столе.

— Что ты улыбаешься? — спросила Ирма, выезжая из гаража.

— Ты наконец бросила суетиться, мам, — уважительно сказала Алинка. — Ты отключила звук, но айфон твой нервно моргает. А ты нет. И ты везешь меня к тете Юле. Как в детстве. Это то, что надо…

— Конечно, — произнесла Ирма уверенно, — конечно. Сейчас так надо. Только так.

— Мастер говорил, что ты матерь дома, мам!

Матерь дома!

Ирма скривилась… черт бы побрал такого зятя!

И тут же мысленно оговорилась — но лучше бы побрал не навсегда.

— Как там его народ называется, Алина?

— Нам сложно выговорить. Для простоты — гертаец он. Уроженец великой империи Гертай, да сияет вечно ее Белое Солнце. А с их произношением выговорить не так легко. Йертайан, так будет.

Алинка упала лицом в ладони и затихла.

— Але, Юрчик? Ну че, на?

Вася Брови дышал в трубку сипло, но аккуратно, будто боялся спугнуть важное.

— На стреме я. Вынесли чемоданы, еп-ма. Собрались телочки и правда куда-то надолго… Пса забрали, квартирка на охране, сигналка говно.

— Так это же и хорошо, — осклабился беспредельщик. — Пусть валят… шмары… Волосатики их… того… сгинули. Без присмотра осталась Ирма, оп-па! А Вася долгов не прощает… Отдавать пора настала, че…

Вася Брови много знал о долге. Сначала он считал, что Ирма ему должна, они не могли поделить кусок хорошей земли в центре Москвы. Но за бестолковую бабу вступился ее не менее бестолковый длинный рыжий патлатый мужик, пришлось по нему пальнуть, чтобы успокоился. Все было почти на мази — и вдруг на Васину башку обрушился тощий хмырь в бабских шмотках, со страшенными белыми глазами. Спалил тачку и куском арматурины разнес Васиных бойцов. Про недвижку пришлось забыть, а ценный Андрюха, едва залечивший сломанную руку, и вовсе уехал из Москвы на какие-то Гоа от греха подальше…

Такого Вася простить не мог.

Он улыбался Ирме в глаза, желая ей доброго здоровьичка, лебезил, как козел на красной зоне.

И думал о мести каждый день.

Пора пришла.

— Чё на, вот и туточки.

Охранную систему отключил Гришка Вермикулит, лучший по Москве спец по всяким компьютерным погремухам, а с замком Вася справился сам, благо навык домушника никуда не подевался. Мастерство не пропьешь, подумал он и гордо выпятил пузо.

Вася скинул ботинки на дорогой половичок, и воздух немедленно наполнился зловещими флюидами стиранных на прошлой неделе носок. В Ирминой прихожей было темно, вкусно пахло духами, а еще — недавно зажаренной яичницей; запахи вступили в непримиримую войну.

— Вася Брови, мля, долгов не забывает, — уверенно сказал беспредельщик и шагнул дальше. Шел он чуть бочком. Злобный трансвестит, впрягшийся за Ирму, ушатал его так, что лучшие костоправы до сих пор не могли понять, что делать с шеей.

Он отобрал тачку, бабло, волыну и, не чинясь, снял с облитой холодным потом Васиной шеи благородную рыжую цацку. Вася смотрел на жуткие когтищи, плавно двигающиеся в опасной близости от своего лица, — и обмирал.

«Теперь ты должен мне, Вася Бу-рови. Я взял всего лишь вещи, но оставляю жизнь. Это — честно. Быть должным Мастеру Войны — честь, Вася Бу-рови…» — вещал странный мужик.

Вася все вернет. И возьмет даже больше!

— Ща… по документам да по цацкам пройду.

Он открыл дверь в Ирмин кабинет и остановился, разглядывая вазу, купленную на его, Васины, кровные денежки в лучшем антикварном магазине Москвы. Белоглазый хмырь к моменту покупки избавился от черных бабских шмоток и впялился в другие, красные. Вася вспомнил, как он держал портного на мушке — тощая рука не дрогнула, противный тягучий голос дотошно объяснял, какими должны быть рукава, подол…

Вазу когтистый черт тоже выбирал придирчиво. Теперь темная посудина в Васин рост немым стражем стояла у диванчика в Ирминой комнате. Вася прищурился, колупнул заусенчатым пальцем эмаль.

— Э, мля… — с сомнением сказал он. — Чет не заметил я раньше…

На глянцевой темной поверхности древний художник прилежно выписал сцены убийства и расчленения. Маленькие самурайчики душили, резали друг друга, выпускали кишки и сносили головы, осыпая округу ярко прорисованными брызгами.

«Ваза должна быть лучшей, Вася Бу-рови. Это дар матери дома моего. Ирме».

Матери дома!

— Нормальный подарок… теще? — Вася почесал плешивый затылок. — Вот ведь паскуда, нелюдь!

Это был редкий момент, когда Вася не мог определиться, кого ненавидит больше, — Ирму или Мастера Войны. Немного подумав, он решил — обоих. Равенство, опачки.