Синди Пон - Желание (ЛП)

дышим, в воду, которую пьем, в почву, где растет наша еда. Я прошу правительство

Тайваня принять необходимые законы, чтобы исправить наши ошибки ради нас. Ради

Земли, - она смотрела в камеру, темно-карие глаза были добрыми, но решительными. –

Мы отравляем себя. Нашу планету. Наш дом, - подчеркнула доктор Натарай.

Юная ведущая программы «Давайте поговорим» кивнула, а потом склонилась,

скрестив идеальные длинные ноги.

- И что вы скажете ю Тайваня, которые проживают здоровые долгие жизни в

регулируемом помещении и в их костюмах? Которые говорят, что проблемы нет?

Улыбка доктора Натарай была решительной.

- Это временное решение. Я говорю всем ю Тайваня, всем, кто считает, что у них

есть все в этом мире, кто верит, что можно выжить, окружив себя пузырем. Нет. Все мы –

создания этой земли, этой общей экосистемы, - она подняла руки, ладони все еще были

сжатыми, а пальцы – переплетены. – Мы связаны. Мы едины. Вы не сможете выжить,

пока экосистема вокруг вас умирает. Вы не можете скрыться от эффектов глобального

потепления. Все плохо. Я прошу не ухудшать ситуацию. Еще не поздно изменить курс.

- И как обстоит дело с продвижением закона о помощи окружающей среде, доктор

Натарай?

Лицо доктора Натарай ожесточилось, она поджала губы.

- Хуже, чем я ожидала. Я пыталась продвинуть закон в законодательный юан почти

год, но прогресса нет. У меня есть доказательство, что кто-то активно работает против

рассмотрения этих законов.

Глаза ведущей расширились от потрясения.

- Кто же?

- Не знаю, - доктор Натарай смотрела в камеру. – Но когда я узнаю, я пойду на все,

чтобы раскрыть их. Дело не в бизнесе, политике или выгоде. Дело не в здоровье. Дело уже

в нашем выживании.

Изображение застыло на экране, выражение лица доктора Натарай было

напряженным, ее изящные ладони были перед ней, словно она умоляла зрителей.

- Почему это было включено? – я повернулся к Аруну, судорожно дыша.

- Это интервью показывали вчера вечером, - Арун опустился рядом с мамой и

коснулся руки, что сжимала пульт. – Она никогда не смотрела свои интервью на экране, -

он говорил, а программа началась заново. Он поднял голову, белки глаз выделялись на

лице. Мы думали об одном: доктора Натарай убили.

Арун провел ладонью по глазам. В этот миг показалось, что он стал на десять лет

старше. Он вытащил Ладонь из кармана жилетки.

- Вызываешь полицию? – спросил я.

- Нельзя, - сказал он. – Нельзя идти в полицию. Какие у нас есть доказательства?

Я выругался. После встречи с доктором Натарай Линь И смогла взломать аккаунт

законодателя Тайчуня, она нашла переписку между ним и «мистером Ву». Она нашла

похожие переписки и у других людей, с которыми пыталась встретиться доктор Натарай.

Все сообщения от мистера Ву были с одинаковыми скрытыми угрозами, намекали на

расплату в случае непослушания. Мы все еще не знали, кто стоял за работой этого

мистера Ву. А теперь мама Аруна была убита.

- Эй, Арун, - донесся из Ладони бодрый голос Линь И. – Что такое?

Арун открыл рот и закрыл его. Слезы лились по его лицу, горло работало. Я отвел

взгляд, ощущая жжение в глазах.

- Линь И, нам нужно встретиться, - сказал я. – Кое-что произошло.

Пауза. Она ответила:

- Завтра утром? У меня?

- Да, - сказал я.

До этого работа с доктором Натарай казалась безвредной. Помогать той, кого мы

любили и уважали. Помогать мэй спасти Тайвань. Играть хороших. Но доктора убили, и

было ясно, что мы оказались против профессиональных преступников, которые были

старше, умнее и богаче. Мы могли погибнуть следующими.

- Хорошо, - донесся голос Линь И. – Увидимся завтра, - тихий звон, она

отключилась.

Арун снова обхватил маму, укачивая ее. Я стиснул зубы.

- Мы доберемся до гадов, что сделали это, - сказал я.

Он поднял голову и согласно кивнул.

Нет. Эти подонки так просто не уйдут.

• • •

Все утро в день фестиваля Цинмин моросил дождь. Тайпей казался пустым,

подавленным. Большая часть магазинов была закрыта, только несколько прохожих было

видно на тротуарах, некоторые держали яркие зонты. Я был в кепке, но решил этим утром

идти без маски. Дождь был теплым, задевал мою кожу на ладонях, шее и щеках. Он не

жалил, был слабым. Днем мэй в Тайпее редко ходили без маски. Наши дожди приносили

достаточно грязи в воду, но они все еще могли расчистить коричневый воздух, хоть и

всего на пару часов.

Мы встречались в квартире Линь И в центральном Ваньхуа, старейшем районе

Тайпея. Я миновал пустые витрины и заброшенные здания, забитые и исписанные

граффити, но мое настроение изменилось, когда я приблизился к храму Луншань в

нескольких кварталах от дома Линь И. Группы людей, которые не могли покинуть город,

чтобы почтить предков, и многие иностранцы собрались вокруг храма, двигались по его

главному двору. Черепица изогнутой крыши выделялась красными и зелеными пятнами

на фоне зловещего неба. Дым поднимался в небо, до меня донесся запах сандала,

несмотря на погоду. Сотни палочек благовоний зажгут сегодня, чтобы почтить мертвых.

Я взглянул на Вокс на запястье. Я пробежал мимо толпы, нашел монаха, продающего

благовония за столиком в углу большого двора. Здесь кредитки не принимали. Монах, чье

лицо не тронул возраст, кроме двух глубоких морщин по сторонам ото рта, указал на

деревянную миску на столе. Я был бедным. Не голодал, но все время ощущал голод.

Друзья были добры со мной, особенно Линь И, но я не хотел зависеть от них. Я переводил

с китайского на английский и наоборот, получал достаточно, чтобы выжить. Но ребенок

без высшего школьного образования далеко продвинуться не мог. Клиенты работали со

мной из жалости или использовали меня из-за низких цен.

А мама Аруна всегда передавала мне что-нибудь вкусное домой, когда мы

пересекались. На прошлой неделе я заходил к Аруну посмотреть его последние

приобретения игр, и доктор Натарай отправила меня домой со стопкой лепешек наан,

завернутых в фольгу и с коробочкой тушеной окры. Зрение затуманилось, когда я

вспомнил ее теплые глаза и улыбку, когда она обняла меня. Тот раз был последним, когда

я видел ее живой.

Я выудил из кармана джинсов две монетки юань и бросил в миску. Монах дал мне

три палочки благовоний без слов. Я забрал их и пошел к ближайшей медной урне во

дворе. Она стояла на пьедестале, куполообразная крышка была выше меня. Огонек

мерцал, как мираж, в центре нее. Я зажег благовония, вдохнул дымок сандала и закрыл

глаза. Я сжал ладони и поклонился.

Я минуту вспоминал лицо матери. Потом я переключился на Аруна, сжимающего