Сергей Быков - История. Тетралогия (СИ)

Двадцатисантиметровый ствол отозвался бодрым звоном на удары обушком топорика - отлично! Первые сучья начинались где-то метрах в двух с половиной от комля. Достав цепную пилу, я достаточно быстро отпилил кусок ствола, сантиметров шестьдесят, и с помощью топора, молотка и заранее приготовленных деревянных клинышков, расколол его пополам. Раскол имел плотную, мелковолокнистую структуру и получился практически ровным. Отколов от одной из половинок планку сантиметра в четыре толщиной, я попытался сломать её сначала руками, а потом и через коленку. Планка гнулась, но держалась, и лишь после того, как я напрягся изо всех сил, нехотя переломилась. Ху-х! Я не знаю, что это за дерево, но ему цены нет! Отпилив ещё метра полтора, я, засунув инструмент и два расколотых куска, жалко бросать, в рюкзак, быстро-быстро потащил всё это к себе в гнездо... э-э в лагерь. Возвращаясь, натолкнулся на стадо небольших буйволов. Самцы сразу начали нехорошо на меня коситься и пофыркивать, пришлось сделать крюк, от греха подальше, как говорится. Ничего не делается в этом мире просто так. Обходя стадо по дуге, я невольно приблизился к зарослям колючего шиповника, на нём до сих пор ещё висело несколько маленьких, красеньких ягодок, из которого выбрались пять больших и явно не летающих птиц. Я, конечно, не уверен, но решил что это дрофы. Сбросив с плеча бревно, глефу и рюкзак, я стал столбом, а дрофы, нимало не обращая на меня внимания, постепенно приближались ко мне, всё время разгребая лапами и что-то клюя в прошлогодней траве. Эдак, ещё чуть-чуть, и они меня самого лапами загребут. Не делая резких движений, медленно размотал с пояса своё боло и не спеша начал разгонять грузики. Дрофы, до которых оставалось всего ничего, вместо того чтоб дать дёру, как я думал, остановились и вытянув головы то одним, то другим глазом стали рассматривать, ' а кто это, а что это'? Да они бессмертные, что ли - пронеслось у меня в голове, и я резко увеличив амплитуду швырнул боло, и... попал. Попал!!! Наконец-то попал, чтоб мне... дай бог каждый раз.

Стремительно пролетев пропеллером двадцать метров, боло, ударившись в одну из птиц, опутал её как паук паутиной муху. Остальные товарки, с заполошным хлопаньем крыльев, стремительно смылись в колючки, а эта даже подняться не могла, бесполезно суча ногами и пронзительно вскрикивая. Тут и я поспел 'на помощь' и моя Прелесть мгновенно отделила голову от тела, а то не дай бог умудриться выпутаться как нибудь, да сбежать. Я счастливо засмеялся.

- Эге-ге-гей... бля! - заорал я от переполнявшего восторга - Я крут!!! Крут - мать твою, крут!

Ещё два дня сидел я в лагере, пока не сделал всё, что планировал. Теперь я вооружен и очень опасен. И в этой шутке очень мало шутки! Помимо Прелести у меня теперь полутораметровая сулица с мощным четырёхгранным наконечником. В ножнах из под фальшиона уютно расположились три 80-сантиметровых дротика с листовидными наконечниками, веретенообразным телом древка и тремя рулями из пера гуся. Очень серьёзное оружие. На поясе нож, топорик и клевец. Кстати подобным клевцом, только железным или бронзовым - не суть, можно отправить к предкам любого одоспешенного бойца, хоть рыцаря, хоть богатыря одним удачным ударом!

Делая всё неспешно и тщательно, с удовольствием употреблял дрофу в разных, так сказать, ипостасях, и в супчике, и жареную, и тушеную, мм-м... вот где господская еда! Благо птичка килограмм на восемь чистого мяса потянет. А на вкус - куда там гусю, а тем более утке.

И ещё я понял - странные вещи происходят со мной. Вечером того дня, когда я нашел замечательный материал на древки и добыл дрофу, я сидел у костра потягивая слабозаваренный чаёк (экономия - один пакетик на три раза) с одним кусочком сахара, полностью удовлетворённый прошедшим днём. И вдруг, поймал себя на мысли, что как-то я слишком эмоционален в последнее время.

'Что с тобой, Петруха!? Что так тебя 'колбасит'? Ты целуешь, по сути ножик-переросток, и называешь его - моя Прелесть. Ты радуешься как ребенок, вытаскивая из воды любую рыбу, как будто это с тобой в первый раз. Ты не замечаешь, что твои пальцы непроизвольно поглаживают смертоносный изгиб клевца, тебе приятно. Петруха, ты до сих пор в немом восхищении, когда смотришь на буйство жизни вокруг тебя. Да что там, когда ты сегодня нашел дерево на древки, чуть не уссался от щенячьего восторга, а дикие крики а-ля Тарзан, когда дрофу подбил? Не слишком ли много эмоций?

Или не слишком! Может именно столько и нужно! А может ещё больше? Да, мне сейчас хорошо, но разве я оторвался от реальности, разве я выпал в неконтролируемый эмоциональный экстаз? Нет! Так может, стоит наслаждаться жизнью, пока ты жив. Японцы великие мастера, изъясняясь туманно обнажать кристально ясную мысль.

Сакура цветет, роняя свои лепестки.

Их кружит играющий ветер.

И каждый из них,

Совершенство!

Совершенство!!! Оно вокруг нас! Но мы уже не видим очевидного - мы надели чёрные очки. Мы слышим избитую истину и говорим - это банально, не понимая что, истина произнесённая миллиард раз не перестаёт быть истиной. Мы говорим много не нужного, обидного, лишнего. И не говорим простого и важного.

Однажды я смотрел голливудский фильм '300 спартанцев', что сказать - очень по мотивам. Но один момент потряс меня невероятно! Когда на глазах опытного, сурового, закалённого в боях воина погибает его сын. Его надежда, его гордость, его смысл! И видя как падает обезглавленное, ещё секунду назад прекрасное, полное сил и жизни тело, он кричит диким криком не только потому, что он не успел прийти на помощь, не только потому, что его сын пал - они все воины и все когда-то падут, а потому, что не успел...!

Среди многих правильных и нужных наставлений, среди пафосных и патриотичных лозунгов, среди многих и многих необходимых слов он не успел сказать самое главное - что он его любит! Именно поэтому так страшно кричит отец не успевший сказать своему сыну - я тебя люблю!

И уже никогда, никогда.... Это страшно! Это шок!

Я очень люблю своего сына, и он знает об этом. И сын любит меня, и я знаю об этом, но... я не помню, говорил ли я об этом ему вслух хоть раз.

Придя домой я прижал к себе своего сына и поцеловав в макушку сказал - я люблю тебя сынок!

- Что с тобой отец - удивлённо спросил Артёмка?

- Ничего сынок, ничего - прижимая его к себе, ответил я - просто знай, я тебя люблю!

Я успел! А вы?

Гл. 3 Встреча

Ещё через два дня я вышел к перекатам. Река к этому времени стала метров семьдесят шириной. Берега поросли всякой растительностью, закрывая доступ к воде на значительном пространстве. И тут, ряд последовательных перекатов, один из которых протянулся от берега до берега и был очень мелкий. А ещё холмы и на моём и на противоположном берегу разошлись в стороны, образуя как бы проходы. И понятно, что это природное образование, но... всё равно ощущение, что кто-то специально сделал удобный путь и переправу. И действительно, тут проходила настоящая звериная дорога. Вытоптанная земля, много, очень много следов, кое-где виднеются костяки, разной степени разобранности, черепа и отдельные кости. Да-а уж, опасное местечко, но чертовски удобное, чтобы перейти на ту сторону и посмотреть, что там. Подвисать в глубоких раздумьях в таком месте - это себе приключения искать на одно место. Решение пришло практически сразу, и в первую очередь потому, что место прошлой ночёвки было недалеко, и оно было шикарно.