Всеволод Лихачев - Наследие Артанов

Нам, можно сказать, «повезло», представление началось почти сразу. Безбожно шепелявя, господин в генеральском мундире произнес короткую речь, из которой становилось ясно, что именно сейчас, как никогда, следует бороться за чистоту расы еще более рьяно, чем раньше, ибо Укатар не спит, завоевывая души все новых и новых грешников, и если, дескать, срочные меры не будут приняты в ближайшем будущем, то миром окончательно завладеет тьма. Он еще вещал минут пятнадцать все в том же духе, затем эстафету передал «монахам». К счастью, церковная братия ограничилась песнопениями и парой молитв. А вот затем… затем началось самое интересное. Двое монахов втащили на помост человека с завязанными руками. Выглядел он вполне обыденно – обыкновенный «работяга» в замасленном рабочем комбинезоне. Неухоженная борода, лиловый синяк под правым глазом знатнее некуда. Его видно было даже оттуда, где я стоял. Остальные черты лица осужденного как-то расплывались – очень уж велико было разделяющее нас расстояние. Приговора, как такового, не было, его никто огласить не удосужился. Зато бедолагу не поленились раздеть, и тут уж даже я не смог удержаться от удивленного восклицания. И было отчего! Там, где у нормального человека должна быть грудь, у этого бугрилась гигантская опухоль, умудряющаяся к тому же каким-то загадочным образом время от времени менять свои очертания так, как будто она живая и существует отдельно от тела. Зрелище оказалось настолько отвратительным, что я, признаться, был даже рад, когда беднягу подвели наконец к гильотине и уложили животом книзу на ее узкое ложе. Быстрое падение лезвия, громкий стук. Еще миг – и голова осужденного уже отлетает в сторону людского моря вместо того, чтобы упасть в заботливо подставленный под нее таз. Толпа разражается криками, кто-то даже свистит, а счастливчик, поймавший голову, захлебывается в победном вопле. Настроение народа, доселе весьма унылое, внезапно начинает расти в геометрической прогрессии. Все, первая жертва принесена, толпа почуяла запах крови, а ведь нет ничего в мире более волнующего, чем этот запах!!!

После первой жертвы следует вторая. После второй – третья. После третьей… Толпа уже ликует, беснуется, но чувствуется, что ей все еще мало, и тогда недоросль в генеральском мундире дает новую отмашку.

На помост возводят девочку. Лет четырнадцати. Она невысокая, тощая, на голове спутанный клубок из некогда белокурых волос. Лица ее я бы так и не увидел, но предприимчивый Тихоня извлек вдруг откуда-то из складок своего плаща самый обыкновенный театральный бинокль и тотчас же вручил его мне, тихо пробурчав что-то нечленораздельное себе под нос.

Глаза… какие же у нее глаза… Такие глаза есть только у одного человека, по крайней мере я так думал до настоящего момента, но сейчас… Нет, это просто наваждение какое-то! Не должно, не может быть во Вселенной у кого-то еще таких глаз! В чертах лица девочки внезапно проскальзывает нечто неуловимое, заставляющее меня всерьез призадуматься: уж не родственница ли она Эльвианоры? Впрочем, я тотчас же себя одергиваю: такого попросту не может быть! Похожие друг на друга люди не такая уж редкость даже в том медвежьем углу, который именуется Землей, а если уж говорить о Вселенной в целом… Вот только почему, почему сейчас эти два бездонных кусочка неба смотрят именно на меня??? Чтобы избежать взгляда девчонки, я торопливо отвожу от глаз бинокль, но тщетно – каким-то чудом он достает меня даже здесь.

Черт! Черт! Черт! Кровавый морок отступает, только теперь я начинаю понимать, что же на самом деле происходит перед моими глазами. Это не театральная постановка, не фильм ужасов в 3D формате. Сейчас эту девчонку будут убивать и убивать зверски.

– Да что ж ты делаешь, ирод ты окаянный! Стой, стой, стой, кому говорят!!! – Антонина Семеновна надрывается в моем черепе так, что я едва не глохну, хотя это, конечно, физиологически попросту невозможно.

Я же продолжаю свое черное дело – ввинчиваюсь в толпу, словно сверло от буровой вышки, причем мне сейчас почему-то совершенно наплевать, что же со мной будет дальше. Повинуясь моему неожиданному напору, людское море послушно расступается, и вот я уже совсем близко, буквально метрах в пятнадцати от помоста. Монах, начавший было читать свою заунывную молитву, внезапно заткнулся на полуслове и уставился на меня выпученными от удивления глазами. Товарищи его выглядели не лучше – застыли по обеим сторонам от приговоренной парой телеграфных столбов и тоже глазели на обнаглевшего проходимца, посмевшего столь наглым образом прервать начало священной церемонии. Один лишь красномордый крепыш в генеральском мундире не растерялся – заорал что-то благим матом своим подручным, окончательно испортив тем всю мрачную торжественность свершающегося действа.

Метр, еще метр. Продолжая проталкиваться вперед, я, благодаря своему росту, краем глаза успеваю углядеть нечто такое, что заставляет меня в задумчивости приостановиться. Наперерез мне со стороны помоста движутся шестеро, в точности так же, как и я, разбрасывая народ, словно кегли. Вот только у моих предполагаемых противников это получается несравнимо лучше – ведь винтовки их снабжены тяжелыми деревянными прикладами, которые раз за разом пускаются в дело. А вот это уже совсем нехорошо. Весь мой наступательный напор как-то разом вдруг стух, скуксился, и я понял вдруг какую же только что совершил глупость. Ведь девчонке, стоящей сейчас у гильотины с высоко поднятой головой, все равно уже не помочь. Будь она хоть трижды, хоть тысячу раз похожа на Эльвианору, ее непременно убьют, и никто не в силах помешать им безнаказанно это сделать. А теперь вот, похоже, придется разделить с ней ее незавидную участь. Впрочем, какой сейчас смысл себя жалеть? Как говорится, дураком жил, дураком и помру.

А вот и первый мой оппонент. Торопится, пыжится, из кожи вон лезет, лишь бы оказаться ко мне поближе пораньше других. Здоровый. Прет, точно паровоз, и морда у него от натуги такая же красная, как и у его непосредственного начальника, от переизбытка чувств нарезающего сейчас круги вокруг гильотины.

Торопыга уже совсем близко. Пара коротких взмахов прикладом, и вот уже последняя преграда исчезла – чье-то тело падает наземь, повергая за собой еще нескольких своих сотоварищей. Ну вот и все. А теперь, ребята, мой выход. Пока здоровяк на миг отвлекается, проводя взглядом падающее тело, я делаю скользящий шаг вперед и наношу один-единственный удар, долженствующий по идее сразу же вырубить моего врага. Удар костяшками пальцев в кадык вышел не очень сильным, однако и его хватило на то, чтобы здоровила поперхнулся и, хрюкнув, постепенно начал оседать на землю. Большой шкаф громко падает, знать вот только надо куда бить.