Кристофер Паолини - Эрагон. Наследие

«Как еще я могу доказать это? Вы же не запомните это название, даже если я снова повторю его вам или поделюсь с вами всеми своими воспоминаниями! Вы могли бы спросить у Солембума, но опять же – вряд ли это поможет делу. А что касается этих чар, то, возможно, есть способ доказать, что они действительно существуют. Призовите сюда кота-оборотня, и мы посмотрим, что тут можно сделать».

И Эрагон попросил Сапфиру:

«Может быть, лучше тебе его позвать?»

Он не без оснований полагал, что Солембум явится куда скорее, если его позовет дракон.

Мгновением позже он почувствовал, как Сапфира мысленно обшаривает весь лагерь; затем она установила связь с Солембумом, кратко с ним переговорила и объявила всем:

«Солембум сейчас придет».

Ждали молча. Эрагон, потупившись, мысленно уже составлял список того, что нужно взять с собой, когда они отправятся на остров Врёнгард.

Когда Солембум вошел, откинув полог палатки, Эрагон с изумлением увидел, что на этот раз он явился в своем человечьем обличье – юноши с дерзкими темными глазами. В левой руке он держал ножку жареного гуся и время от времени с аппетитом в нее вгрызался. Его губы и подбородок были перепачканы гусиным жиром, да и на обнаженной груди поблескивали капли не успевшего застыть жира.

Прожевав очередной кусок, Солембум мотнул своим острым подбородком в сторону того угла палатки, где в земле таилось Элдунари Глаэдра, и спросил:

«Что ты хотел у меня спросить, выдыхающий пламя?»

«Понять, тот ли ты, кем кажешься!» – прогрохотал Глаэдр, и его мощное сознание, казалось, поглотило сознание Солембума, подобно тому как плотные черные тучи с легкостью застилают свет ярко горящего, трепещущего на ветру костра. Золотистый дракон обладал поистине невероятной силой духа, и по личному опыту Эрагон знал: мало кто способен противостоять ей.

С каким-то задушенным мявом Солембум выплюнул непрожеванное мясо и отпрыгнул назад, словно наступил на гадюку. А потом замер, дрожа от усилий, обнажив острые клыки и не скрывая бешенства, которое так и горело в его карих глазах. Эрагон на всякий случай положил руку на рукоять Брисингра. Потом гнев Солембума несколько утих, но не погас; казалось, он светится в море черных клубящихся туч – мыслей Глаэдра – точно капля раскаленного добела металла.

Через минуту буря в душе Глаэдра утихла, тучи развеялись, хоть и виднелись еще где-то на горизонте.

«Прошу прощения, Солембум, – мысленно обратился Глаэдр к коту-оборотню, – но мне нужно было знать наверняка».

Солембум зашипел; волосы у него на голове встали дыбом, и он стал похож на цветок чертополоха.

«Если бы у тебя все еще было тело, старейший, я бы отрубил тебе хвост за такие штуки».

«Куда тебе, котик! Ты бы смог в лучшем случае меня оцарапать», – усмехнулся Глаэдр.

Солембум снова зашипел от злости, потом гневно поднял плечи чуть ли не к самым ушам, резко развернулся и двинулся к выходу.

«Погоди, – остановил его Глаэдр. – Не сердись. Ты действительно рассказывал Эрагону о некоем месте на острове Врёнгард, где полно всяких тайн, однако никто не запомнил названия этого места».

Кот остановился и, не оборачиваясь, что-то проворчал. Потом нетерпеливым жестом отмахнулся гусиной ножкой и подтвердил:

«Да, рассказывал».

«А ты называл ему некую страницу в „Домиа абр Вирда“, где он и нашел описание этого места?»

«Похоже, что так, но я совершенно не помню, как это сделал. Однако я очень надеюсь, что эта штука – что бы вы там, на острове Врёнгард, ни нашли, – спалит вам усы и обожжет лапы!»

С этими словами, яростно хлопнув пологом палатки, Солембум вылетел во тьму и тут же исчез.

Эрагон встал и носком сапога вышвырнул недоеденную гусиную ножку из палатки.

«Тебе не следовало так грубо с ним разговаривать», – упрекнула Глаэдра Арья.

«У меня не было выбора», – возразил дракон.

«Правда? Но ты мог бы хоть разрешение у него спросить».

«И дать ему возможность подготовиться? Нет уж. Что сделано, то сделано, Арья, и оставь это».

«Не могу. Его гордость ранена. Ты должен попытаться как-то его задобрить. Было бы опасно получить такого врага, как кот-оборотень».

«Еще опаснее иметь врагом дракона. Оставь это, эльфийка, говорю тебе!»

Эрагон, сильно встревоженный, быстро переглянулся с Арьей; тон Глаэдра им обоим очень не нравился, но Эрагон не знал, как тут лучше поступить.

«Итак, Эрагон, – спросил золотистый дракон, – ты разрешишь изучить твои воспоминания о разговоре с Солембумом?»

«Если хочешь, но… зачем? Ты все равно потом их забудешь».

«Может, и не забуду. Там посмотрим. – И, обращаясь уже к Арье, Глаэдр сказал: – Отдели свое сознание и не позволяй воспоминаниям Эрагона замутнять его».

«Как пожелаешь, Глаэдр-элда». – И музыка ее мыслей стала слышаться все более глухо, а мгновением позже Эрагон и вовсе перестал ее слышать.

А Глаэдр потребовал:

«Покажи мне все, Эрагон».

И Эрагон, стараясь подавить растущую в его душе тревогу, возвратился в мыслях к тому моменту, когда Солембум появился у него в палатке, вскочил на лежанку и принялся старательно вылизывать лапу. Он тщательно припоминал каждую деталь того разговора, что произошел между ними, и мысли Глаэдра настолько переплелись с его собственными мыслями, что казалось, будто старый дракон вместе с ним заново переживает все эти события. Это было весьма неприятное ощущение. Эрагону казалось, что они с Глаэдром превратились в две стороны одной и той же монеты.

Когда его воспоминания иссякли, Глаэдр отчасти удалил свои мысли из сознания Эрагона, и тот наконец почувствовал, что вновь стал самим собой. Затем, обращаясь к Арье, золотистый дракон сказал:

«Когда я что-нибудь забуду – если я действительно сумею все это забыть, – повторяй мне такие слова: „Андумё и Фиронмас на холме печали, и плоть их подобна стеклу“. Это место на острове Врёнгард… известно мне. Или когда-то было известно. Это было нечто очень важное, нечто… – И Эрагону показалось, что мысли Глаэдра на мгновение окутала некая серая пелена, заслоняя их, точно туман, прилетевший с холмов и долин его нынешнего печального существования. – Ну? – спросил он, обретая свою прежнюю резковатую уверенность. – Что же мы медлим, Эрагон? Покажи мне свои воспоминания».

«Я уже показал».

И не успел Глаэдр вновь разгневаться, как Арья сказала:

«Глаэдр, вспомни: „Андумё и Фиронмас на холме печали, и плоть их подобна стеклу“…»

«Как… – Глаэдр вздрогнул, а потом взревел с такой силой, что Эрагону показалось, что этот оглушительный рев услышат все в лагере. – Агр-р-р! Ненавижу заклятия, стирающие чужую память! Это самая гнусная разновидность магии! Она всегда приводит к хаосу и смятению, и потом все только и делают, что убивают членов собственной семьи одного за другим, даже не сознавая этого».