Сегодняшний вчерашний день (СИ)

Незнакомец поднял руку и откинул капюшон.

Мужчина жалобно вскрикнул. Он понимал, что видит, но не понимал как. Это было интуитивное ощущение узнавания, не разумом, а телом. Вокруг все потемнело, потеряло краски, объемы и начало крушиться, подобно карточному домику. Весь мир.

Увидеть свое лицо на другом человеке, осознав в тот миг, что это ты и есть, не клон, не двойник — ты. Сам. И пока в глазах отражается мир человека откинувшего капюшон, ты видишь его глазами себя, выглядывающего в щель, забитого фанерой окна.

Мужчина вздохнул, как-то по-детски всхлипнув, и повалился кулем.

30 глава

Мусса сидела в хижине, которую теперь вынужденно называла домом. Убогое сравнение. Она пыталась выполнить приказ, наполнить душу весельем, стать радостной и счастливой, как того требовал человек тень. Ничего не получалось.

Вначале, когда она, пария, вышла на берег озера за много дней от дома и попала в драку, ужасу ее не было предела. Ненавистные люди вокруг, вонючие, шумные, многочисленные. И она, одиночка, в противовес им: слабая, растерянная, проклятая собственным даром, покорно исполняющая волю старейшин. Нет, самой земли, бога, в чьем разуме черная дыра безумия.

Потом, появился мужчина, который выглядел то, как человек, то, как навий, но не был ни тем, ни другим. Мусса воспринимала его темноту с плотными контурами, образ силы, говорящей через него. Словно сам он являлся тенью бога и отдавал приказы от его имени. Предки учили ее, что шепоту голосов нельзя верить, они прежде других сводят с ума. Но Мусса давно знала то, чего старейшины никогда не смогли бы даже услышать, не то что понять. И один из голосов был самым громким, четким и ясным. Временами, он полностью поглощал навью, управлял ею, превращая тело и разум в мягкую глину, использовал ее губы и язык, чтобы говорить от собственного лица.

Мусса знала, она особенная, по крайней мере, думала так, пока однажды этот голос не овладел ее сознанием и не спас двоих людей, бегущих от купина в озеро. После чего привычный мир рухнул. Она и раньше знала, что случается с отступниками, связавшимися с человеками. Потому то, ее потрясло предательство стихии, которая годы была неотъемлемой частью жизни, которой она доверялась не столько по принуждению, сколько подчиняясь инстинкту. Она гордилась честью слышать громче и больше прочих, надеялась, что станет хранительницей, илье. И ее личный проводник в стране кошмаров, особых образов и предчувствий, не предупредил, чем обернется спасение людей, не попросил, а просто приказал, заставил, овладев телом. Из избранной Мусса мгновенно превратилась в изгоя и отправилась в тоскливое, долгое путешествие с врагом.

Тень открыл ей глаза, в каком-то смысле. Он объяснил, что является направляющим, а их задача изучать людей, узнавать слабые места. И она по-прежнему избранная. Такие как Мусса умеют управлять человеческим сознанием, помогают навьям изучать реакции людей в разных ситуациях. Этот поселок, в котором теперь живет Мусса — место, где илье играют с людьми. Воля и разум врагов полностью им подчиняются.

Тень говорил много приятного и непонятного, но навья никак не могла избавиться от странного ощущения. Голос в ее голове, лукавый попутчик, предатель и плут нашептывал о другом. Он смеялся над тенью, напевая Муссе на ушко о круге перерождения, кошмарах и приказах, которые никто не смеет игнорировать. Он гневно приказывал ей молчать и наблюдать, не смея выдавать секрета. Она единственная, кто действительно слышит бога, прочие лишь делают то, что заставляет тень. Очень скоро Мусса решила, ненастоящий человек и ненастоящий навий, нечто, чему она не знает названия, опасное и жестокое существо, совершенно лишенное рассудка. Он еще больший безумец, чем несчастные люди, улыбающиеся и плачущие по приказу, ненавидящие их, навий, тоже по приказу. Возможно, ее сородичи не понимают истины, о которой ей нашептывал голос: всеми кто-то управляет.

Мусса тосковала. Ей хотелось вернуться в подземный город, в прекрасных пещерах которого мерцают разноцветные огни, воды рек темны и прохладны, а нежную кожу не колет сухая пыль и камешки, швыряемые в лицо ветром. Юная навья мечтала о свободе от приказов Самойлова, его ярости, раздражения ее неумением притворяться. Когда ей было грустно, Янат плакала, когда она тосковала по глубинам рек и озер, той снились дожди и туманы. Ее вечный спутник, лукавый плут, шепчущий на ухо странные вещи и отбирающий временами память, тоже что-то делал с Янат, но что, Мусса не знала, просто не помнила. Тень ругался, приказывал улыбаться, посылать в мозг человека картинки безоблачного счастья, а Мусса натыкалась на мутную взвесь образов, яростное сопротивление и отступала, к тому же, она не могла бороться со своим демоном, а он был куда сильнее Самойлова.

Навья боялась ходить к озеру одна. Воспоминания о жестоком человеке, ударившем Янат, были свежи. Острая тоска по воде и невозможность надолго погрузиться в живительные глубины, удручали ее, делали апатичной и вялой. Инстинкты требовали от Муссы скрыться в безопасном месте, ведь надвигался сезон дождей, с ливнями, тоннами воды и грязи, стекающей по склонам гор, разливами рек и озер, грозами, молниями и ветром. Но тень требовал оставаться в поселке и управлять сознанием Янат.

Мусса стояла около хижины. Последние дни ее не покидало предчувствие беды. Она подняла лицо к небу. Воздух был влажным, словно бы рыхлым. Первые недолгие дожди прошли, и теперь навья чувствовала приближение бури.

— Мусса? — навья медленно повернулась, ничего не выражающим взглядом смотря на Янат. Она точно знала, человек ее не помнит:

— Я ищу Муссу, мне сказали, я найду ее здесь. Это вы?

Навья медленно кивнула. Ощущение беды усилилось. Янат казалась Муссе странной. Она не совсем понимала ее двойственность. Такая пластичность сознания среди ее сородичей не встречалась, да и среди людей, которых она знала тоже. Навья, быть может, и попыталась бы раскрыть природу этих явлений, если бы понимала разницу между ними, но она не понимала. На илье Янат не тянула, хотя порой Мусса испытывала вполне определенную симпатию к человеку, в котором столько всего намешано под оболочкой показной невозмутимости, даже пассивности. Она увлекала ее явной несхожестью выражаемых и испытываемых эмоций. Навьи имеют слабо развитую мимику, она просто не нужна телепатам в таких количествах. На самом деле, Янат Муссе даже нравилась. Порой, ей казалось, что они похожи, хотя мысли эти пугали своей дерзостью. И попутчик, лукавый хозяин, проявлял к человеческому существу так много внимания, что умей Мусса ревновать, как это делают люди, она непременно бы ревновала, но навья не умела. Она ничего не могла поделать в моменты, когда сознание принадлежало не ей, лишь смирялась перед великой милостью бога, все-таки не оставившего, а лишь ведущего другим путем, неизведанным и быть может от этого более почетным.